Home » Personnel » С.П. Толстов – историк-востоковед, археолог, этнограф, антрополог

С.П. Толстов – историк-востоковед, археолог, этнограф, антрополог

Итина М.А., Першиц А.И.

Творческая жизнь С.П. Толстова была сравнительно короткой, однако принадлежащие его перу многочисленные работы, в первую очередь, обращают на себя внимание огромным диапазоном его научных интересов. С.П. Толстов называл себя этнографом, востоковедом и археологом.

С.П. Толстов

С.П. Толстов

Думается, дело здесь не в том, какое место в круге его научных интересов занимала каждая из этих дисциплин. Главное в том, что все они в его многогранной научной деятельности сочетались, взаимно дополняя друг друга. Для С.П.Толстова это было совершенно естественно, ибо он принадлежал к плеяде ученых, для которых единственно возможным был очень широкий подход, далекий от бытующего у нас сейчас, нередко узкоспециализированного, при постановке и исследовании исторических проблем. Такой подход, базирующийся на большой научной эрудиции, накапливаемом в процессе непрерывных научных исследований опыте, наконец, таланте, позволил проявиться, по крайней мере, трем очень важным качествам С.П. Толстова – ученого.

Во-первых, это то, что принято называть научной интуицией. Располагая подчас достаточно ограниченным количеством фактов, С.П.Толстов строил научные концепции, многие из которых подтвердились последующими исследованиями, а если и нет, то будили научную мысль и способствовали поискам истины.

Во-вторых, что представляется более важным, С.П.Толстов смотрел далеко вперед, его научные изыскания были устремлены в будущее, поставленные и исследуемые им проблемы не исчерпывались задачами сегодняшнего дня, они были нацелены на далекую перспективу.

И, наконец, С.П. Толстов был ученым и гражданином, чутко улавливающим, а иногда и предвидевшим те возможности, которые открывались перед исторической наукой при использовании ее для нужд современности.

С.П. Толстов (1907 – 1976) родился в Петербурге в семье военного. Среднее образование получил в Москве. В1930 г. он окончил Московский Государственный университет, где учился на физико-математическом и историко-этнологическом факультетах. Именно тогда началась деятельность С.П. Толстова –  этнографа, этнолога, последователя анучинской школы, приверженца комплексных методов исследования.

В 1934 г. С.П. Толстов окончил аспирантуру ГАИМК по специальности история и археология Средней Азии. В 1929-1936 гг. он сотрудник Музея народов СССР, ученый секретарь, а потом заведующий Московским отделением ИИМК АН СССР. Тогда же С.П.Толстов начал педагогическую деятельность, много лет был профессором МГУ, заведующим кафедрой этнографии (1939-1952 гг.), деканом исторического факультета (1943-1945 гг.).

Сразу после начала Великой Отечественной войны С.П.Толстов вступил в ряды народного ополчения, участвовал в боях под Ельней и Можайском, был ранен. После демобилизации он вновь работает в АН СССР и в 1942 г. назначается директором Института Этнографии АН СССР. На этом посту С.П.Толстов проработал 25 лет, совмещая эту работу с деятельностью в качестве ученого секретаря Президиума АН СССР (1949-1954 гг.).

В 1944 г. С.П.Толстов вступил в ряды КПСС. В 1953 г. он был избран чл.-корр. АН СССР.

Научная деятельность С.П.Толстова была высоко оценена в нашей стране и за рубежом. Он был награжден Государственной премией, удостоен звания заслуженного деятеля науки и техники Узбекской ССР, заслуженного деятеля науки Таджикской ССР и Каракалпакской АССР. В 1956 г. он был избран почетным членом АН Узбекской ССР. Признанием научных заслуг С.П.Толстова было избрание его членом-корреспондентом АН ГДР, почетным членом Итальянского института Среднего и Дальнего Востока, Парижского азиатского и антропологического общества, королевского антропологического института Великобритании и Ирландии, археологического департамента Индии, членом-корреспондентом школы восточных и африканских исследований Лондонского университета.

Свою научную деятельность С.П.Толстов начинал как этнограф. Еще будучи студентом, он работал в составе комплексной антропологической экспедиции МГУ в Ветлужском крае, Верхнем Поволжье, Волго-Окском Междуречье. Он вел исследования в составе этнографического отряда, который изучал русских, марийцев, разные этнографические группы мордвы, тверских карел, касимовских татар. В результате им было опубликовано несколько статей по народам центрально-промышленной области, в том числе статья “К истории терюханской народной культуры” (в соавторстве с М.Т.Маркеловым), в которой на основе полевых исследований материальной и духовной культуры этой этнической группы мордвы дается широкая картина этнических процессов, связывающих ее с финно-угорским, волжско-булгарским культурными компонентами и с позднее проявившимся отчетливом влиянии на нее русской культуры.

К этому же кругу работ относится статья “К проблеме аккультурации”, где в полемике с крупным этнографом того времени Д.К.Зелениным рассматривается проблема историко-культурных связей русских с финно-уграми. Обе эти статьи обращают на себя внимание комплексным подходом к исследованию этнографических материалов и в этом плане ярко отражают творческое кредо С.П.Толстова, которому он следовал на протяжении всей жизни. Уже в наиболее ранних своих работах Сергей Павлович Толстов выступил не только как собственно этнограф (этнолог), но и как историк первобытного общества.

Это объяснялось, наряду с исключительной широтой его научных интересов, тем особым положением, которое с самого начала заняла первобытная история в системе нового отечественного исторического знания. Считалось, что первобытно-исторические исследования – область отнюдь не только абстрактной науки. Безраздельно господствовало мнение, что со времен “Древнего общества” Л.Г.Моргана и его идей, отраженных в “Происхождении семьи, частной собственности и государства” Ф.Энгельса, речь здесь идет о самых коренных проблемах понимания всемирно-исторического процесса. Изначально частная собственность, классовое неравенство и отделенная от народа принудительная власть? Имманентны ли они тем самым человеческому обществу и, следовательно, вечны ли? Прочитанная в 1919 г. В.И. Лениным лекция “О государстве” привлекла внимание самой широкой общественности к проблемам первобытного коллективизма, сравнительно позднего возникновения классового общества и его неизбежной обреченности. К тому же на западе еще продолжалась начатая на рубеже веков острая критика взглядов Л.Г. Моргана (и тем самым Энгельса) ввиду необоснованности одних его теоретических положений и устарелости других. Это воспринималось как воинствующий антиисторизм и антимарксизм, подрыв самих устоев научного коммунизма, с этим надо было всячески бороться. В этих условиях первобытная (“первобытнокоммунистическая”) тематика воспринималась как злободневная, а наука первобытной истории как едва ли не самая важная область истории.

Лекции на эти сюжеты читались на фабриках и заводах, в железнодорожных депо и пошивочных мастерских. На рубеже 1920-1930-х годов, с началом “раскрестьянивания”, к этому добавилась еще одна  практическая сторона первобытной истории. Надо было разобраться в доклассовых, в т.ч. общинно-родовых, отношениях и пережитках у многих народов Востока нашей страны, чтобы тем самым, как считалось, помочь  переустройству их хозяйства и быта. Таким образом, первобытная история была грубо политизирована. Те, кто не хотел с этим считаться, должен был получить “запрет на профессию” (как профессор А.Н. Максимов), либо исчезнуть совсем (как профессор П.Ф. Преображенский). Те, кто бездумно верил во все несообразности устаревших взглядов, в большинстве своем процветал. Но оставался еще один путь, на котором можно было, балансируя по краю пропасти, заниматься любимым делом. Те, кто пошел по нему, прокручивал положенное количество раз “молитвенную мельницу”, отдавая положенное и Моргану и Энгельсу, и всем, кому надлежало, а затем старался в толще отжившего прорастить ростки нового. К числу последних принадлежал один из талантливейших и увлеченнейших историков своего времени Сергей Павлович Толстов. 390.jacenko02И оценивая то, что он сделал в науке первобытной истории, мы будем, как это и положено в историографии, исходить не только из сегодняшних достижений науки, но и из состояния науки в те годы, когда он работал. С.П. Толстов замечателен, прежде всего, тем, что по мере развития науки о древнейшем прошлом человечества он во многом изменил подход к главному и второстепенному в его проблематике. Если поначалу задача виделась в том, чтобы отстоять идущую от Моргана схему во всех ее деталях (включая чуть ли не историческую реконструкцию кровнородственной и пуналуальной семьи), то позднее центр тяжести стал все больше переноситься на развитие концептуального ядра моргановского учения о первобытном обществе – идеи первобытного коллективизма. Вместе с тем все без исключения первобытноисторические работы С.П. Толстова содержат светлые и яркие мысли, и многие из них сохраняют свое значение, получив подкрепление во вновь обнаруженных фактах или продолжая дискутироваться современными исследователями. С.П.Толстов вошел в историографию первобытной истории большой статьей “Проблемы дородового общества”. Она была опубликована в 1930 г., незадолго до того, как П.П.Ефименко и П.И.Борисковский высказали получившее широкое признание мнение, что родовой строй возник с переходом от раннего к позднему палеолиту1. До начала 1930-х годов появление родового строя обычно относили к неолиту, а в позднем палеолите и мезолите реконструировали не родовые, а “дородовые”, “тотемические” и.т.п. общины. Такая реконструкция была предпринята и С.П.Толстовым, и впоследствии он от нее отказался2. Большая ценность его статьи в другом: в ней впервые высказана и, насколько это позволял фактический материал того времени, аргументирована мысль, что древнейшее человечество не знало чисто собирательной стадии развития и что с самого начала антропосоциогенеза одним из важных факторов последнего была охота. Эта идея была направлена против распространенного в физической антропологии тех лет взгляда на растительноядный образ жизни предлюдей и древнейших людей и еще более – против сконструированной культурно-исторической школой В.Шмидта начальной чисто собирательной стадии хозяйства, открывавшей простор теории первобытной индивидуалистической робинзонады. Этой “вегетарианской” концепции С.П.Толстов противопоставил концепцию охоты как ведущей формы трудовой деятельности, которая одна и только одна могла стимулировать совместные усилия коллектива. Данные о спорадической охоте уже в стадах некоторых высших приматов и особенно начавшиеся в 1950-х годах многочисленные находки предчеловека-охотника Homo habilis – непосредственного предка древнейших людей блестяще подтвердили мысль С.П.Толстова. В середине 1930-х годов С.П.Толстов снова возвращается к исторической реконструкции начального этапа первобытности, но на этот раз в центре его внимания – проблемы возникновения родового строя. В 1935 году в статье “Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен” он разрабатывает высказывавшуюся М.М.Ковалевским и М.П.Жаковым3 мысль о том, что возникновение экзогамии было связано с необходимостью упорядочения производственной деятельности внутри первобытных коллективов. При этом он первым поставил появление экзогамии в связь с установлением половых табу, зарождающихся в результате противоречий между беспорядочными половыми отношениями, а тем самым и непрерывными столкновениями на почве ревности и потребностями развития производственной деятельности первобытных коллективов. Проблема происхождения экзогамии до сих пор принадлежит к числу наиболее спорных в первобытной истории. Нарисованную С.П.Толстовым конкретную картину становления этого института нельзя назвать достаточно аргументированной, но предложенный им подход к проблеме представляет большую теоретическую ценность и многими современными исследователями рассматривается как наиболее продуктивный. В этой же статье была развита идея первоначальной дислокальности (алокальности) брачного поселения, на которое несколькими годами ранее не очень отчетливо, без какой-либо стадиальной привязки обратил внимание М.О.Косвен4. Такая исходная дислокальность – единственное, чем можно объяснить первоначальное совпадение рода и общины. Идея продолжает развиваться и в настоящее время, хотя сторонников у нее сейчас меньше, чем противников5. Несколько ранних работ С.П.Толстова посвящены проблемам классообразования или связанным с ними сюжетом. Крупнейшие из них – “Очерки первоначального ислама” (1932), “Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах” (1934) и “Военная демократия и проблема “генетической революция” (1935). Основная идея “Очерков первоначального ислама”, состоящая в том, что жизнь и деятельность пророка Мухаммеда -это миф, вобравший в себя самые различные другие восточные мифы, принадлежит прошлому. Теперь, более полувека спустя, никто не сомневается в подлинности Мухаммеда, дан сам вопрос об историчности тех или иных пророков рассматривается как малосущественный для религиоведения. Более важными оказались “побочные” идеи работы. Одна из них заключена в выделении на основе географической дифференциации производственной деятельности определенных видов хозяйства – выделении, развитом впоследствии М.Г.Левиным и Н.Н.Чебоксаровым в учении о хозяйственно-культурных типах6. Другие относятся к кругу проблем классообразования у оседлых земледельцев и кочевых скотоводов и развиты самим С.П.Толстовым в последующих работах. До начала 1930-х годов в отечественной историко-этнографической науке велись острые дискуссии о характере общественного строя кочевых скотоводов. Они имели не только теоретическое, но и практическое значение, так как задачи хозяйственно-культурногостроительства у отсталых в прошлом народов востока нашей страны требовали изучения особенностей их социальной организации. В публикациях тех лет, с одной стороны, продолжал развиваться традиционный для дореволюционной литературы тезис о бесклассовости кочевнических обществ, с другой стороны, было выдвинуто положение о существовании у кочевников законченных классовых отношений. Поэтому важной вехой в теоретической разработке проблемы стали две вышедших одновременно работы – “Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм” Б.Я.Владимирцова и “Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах” С.П.Толстова. В обеих работах развивается концепция кочевого феодализма, но во второй она подается более осторожно и взвешенно: речь идет не столько о феодализме, сколько о патриархально-феодальных отношениях. По С.П. Толстову, кочевые скотоводы, проходя, подобно своим оседлым соседям, стадию рабовладения, но не поднимаясь, в отличие от них, выше примитивной военно-рабовладельческой демократии, развивают у себя особый, кочевой вариант феодализма. Главное в нем, то основное зерно, из которого вырастает вся его система – саунные отношения, находящие аналогию в прекарии классического феодализма. Определенную роль играют также разного рода поборы с населения. Но саунные отношения – феодализированная форма родовой взаимопомощи, и потому феодализм в кочевом скотоводстве навсегда остается сопряженным с остатками патриархально-родовой организации. Сохранению последней способствует и то обстоятельство, что кочевничество не создает достаточно прочных территориальных связей и кочевая соседская община выступает в форме родо-племенной. Наиболее сложен вопрос о характере феодальной собственности на землю. В неприкрытом виде она существует только в сопутствующем скотоводству земледелии. В собственно скотоводческом хозяйстве собственность на пастбища номинально остается родо-племенной, но фактически принадлежит тем, кто монополизирует собственность на скот, иначе говоря, опосредована отношениями скотовладения. Предложенные здесь С.П.Толстовым решения в большинстве своем надолго возобладали в советском историко-этнографическом кочевниковедении и только с 1960-х годов снова стали предметом оживленных споров. Было установлено, что рабовладение никогда не было у кочевников господствующей формой эксплуатации, а саунные отношения, как отношения кабальные имели не специфически феодальный, а межформационный характер. Вновь разгорелась дискуссия о характере общественного строя кочевых скотоводов в предклассовом или раннеклассовом7 . Но как бы ни решались сегодня эти вопросы, работа С.П.Толстова сохраняет не только историографическое, но и теоретическое значение. В ней очерчена практически вся совокупность продолжающих обсуждаться и разрабатываться вопросов общественного строя кочевых скотоводов: роль в нем земледелия и скотовладения, саунной эксплуатации и эксплуатаций путем нефиксированных или фиксированных поборов с населения, соотношение территориальной общины оседлых и родо-племенной общины кочевников, а главное, роль патриархально-родовых отношений в процессах классообразования у кочевников. Во многом сходна судьба другой крупной работы С.П.Толстова “Военная демократия и проблема “генетической революции”. Вней развиваются три основные идеи. Первая – о том, что начальной формой эксплуатации всегда является рабство и большинство классовых обществ возникает как общества рабовладельческие, – сейчас разделается лишь немногими исследователями8. Вторая -в том, что переход от первичной ко вторичной общественно-экономической формации неизбежно должен был сопровождаться социальной революцией, -остается дискуссионной, но сторонников у нее немного9. С.П.Толстов совершенно прав, обращая внимание на то, что такой революцией не могла быть борьба между различными слоями приходившего к господству класса. Но и его мысль, что ею были “генетические” восстания рабов при становлении рабовладельческого способа производства плохо вяжется как с общим смыслом понятия революции, так и с идеей прогрессивной смены исторических стадий. С точки зрения теории прогресса в истории восстания рабов при возникновении рабовладения и революции рабов при переходе от рабовладения к феодализму имели разную историческую направленностью Но подчеркнем еще раз, что вопрос остается спорным. Наибольшее влияние на последующее развитие историко-этнографической науки имела третья идея С.П.Толстова об особом положении эпохи военной демократии в системе общественно-экономических формаций. “Общество эпохи военной демократии -доклассовое и классовое, точнее, рабовладельческое, общество одновременно”, а “сама эпоха военной демократии лежит историческим рубежом, периодом революционной перестройки общества между первобытным коммунизмом и первой антагонистической формацией общества. И если с точки зрения истории доклассового общества мы вправе говорить об эпохе военной демократии как о последней стадии родового строя, то с точки зрения истории общества классового – перед нами первая ступень рабовладельческой формации”10. Эта впервые предложенная С.П. Толстовым диалектически противоречивая характеристика эпохи перехода от первобытного общества к классовому была воспринята рядом исследователей, хотя обычно и не в изложенной форме (общество и доклассовое и классовое), а в прямо противоположной  (общество не доклассовое и не классовое)11. И по поводу такого характера переходного этапа (равно как и по поводу адекватности его наименования “эпохой военной демократии”)12 в современной науке мало кто разделяет данную точку зрения, но для нас в данном случае важно то, что начало спорам было положено острой и содержательной работой С.П.Толстова. Проблемы истории первобытного общества остались в сфере научных интересов С.П.Толстова и в послевоенные десятилетия, когда он выступил как организатор и глава отечественной  этнографии. Разрабатывая эти проблемы и способствуя их разработке, он выступал против двух крайностей в отношении данной области знания. Одна из них – наметившееся в середине 1930-х годов стремление к сужению профиля этнографии за счет изучения преимущественно первобытно-общинного строя и его остатков в позднейшей истории человечества, вплоть до современности. Другая -недооценка значения исследования первобытно-исторической проблематики, остающейся одним их передовых участков теоретической работы в развитии материалистической концепции исторического процесса и первобытно-общинного строя как начального звена этого процесса. А здесь в связи с накоплением новых фактов все большее значение приобретало творческое развитие концепции первобытного коллективизма, дифференциация в нем, с одной стороны, материалистической концепции первобытной истории, с другой -разного рода второстепенных решений Моргана или высказываний Энгельса по частным вопросам, которые ,естественно, требовали существенных уточнений в ходе обновления фактологической базы науки. Одним из первых, кто положил начало такой работе на уровне, определяемом условиями развития науки в середине 1940-х годов, был С.П. Толстов. Уже в первом послевоенном номере журнала “Советская этнография” появилась его статья “К вопросу о периодизации истории первобытного общества”, посвященная оценке и уточнению первобытно-исторической периодизации Моргала, воспроизведенной Энгельсом в “Происхождении семьи, частной собственности и государства”. В ней отмечалось, что поскольку базу этой периодизации‘’. В ней отмечалось, что поскольку базу этой периодизации составляют “важнейшие этапы развития производительных сил”, должны быть осуждены “все попытки на основе наличия в периодизации Моргала отдельных ошибочных или устаревших положений огульно отрицать ее значение для современной науки”. Но одновременно подчеркивалось и то, что “канонизация устарелых мест и ошибок в периодизации Моргана на руку только противникам его теории”13. В предложенной С.П.Толстовым модифицированной периодизации выделены в качестве основных три этапа первобытной истории: первобытное стадо установление первобытного общества), первобытная община (расцвет первобытного общества) и военная демократия (превращение первобытного общества в классовое). Каждый из этих этапов определяется крупными вехами в развитии производительных сил. Настаивая на принципиальной важности именно этого критерия как членения первобытно-исторического процесса, С.П.Толстов связал наступление выделенных этапов собственно с началом употребления орудий, введением орудий для производства орудий и освоением металла. По его мнению, такая периодизация “снимает, но не отменяет” периодизацию Моргана, которая при внесении надлежащих поправок сохраняет свое значение для более дробной характеристики первобытно-исторического процесса. Поэтому первый и третий из выделенных им этапов сопоставлены с низшей ступенью дикости и высшей ступенью варварства, а второй этап разделен на четыре периода, каждый из которых соотнесен (с поправками в критериях) с определенной ступенью дикарской и варварской эпох. Благодаря такой своей двойственности схема С.П.Толстова впоследствии оказала влияние на многие разработанные в советской науке новые периодизации – как обобщенные (предложенные преимущественно этнографами), так и более дробные (выдвинутые преимущественно археологами)14. Разработка С.П.Толстовым проблем истории первобытного общества прекратилась в первой половине 1960-х годов, когда в отечественной науке только начинался активный процесс обобщения и переосмысления новейших фактов этнографии, археологии и палеоантропологии для уточнения исторической реконструкции первобытного прошлого. Поэтому, выступив с принципиально важным предостережением против канонизации устарелых мест и ошибок в прежних реконструкциях первобытности, сам С.П.Толстов успел сделать немного для дифференциации общей коллективистической концепции первобытнообщинного строя и конкретизирующих ее в той или иной мере устаревших частных решений. Так, в его периодизации первобытная община отождествляется с материнским родом, тогда как позднее было установлено, что такая община могла быть сопряжена и с рано возникшим на смену материнскому отцовским родом (например, у значительной части аборигенов Австралии)15. Вообще, С.П.Толстов придавал, пожалуй, неоправданно большое значение именно материнской форме первобытной родовой общины и еще в 1961 году в работе “Некоторые проблемы всемирной истории в свете данных современной исторической этнографии” отстаивал взгляд, что в “классическом” первобытном обществе материнский род повсеместно сохранялся включительно до позднего неолита, а отцовский род развивался преимущественно на периферии цивилизаций и не без их влияния. Можно найти в его первобытно-исторических работах послевоенного периода немало и других положений, не разделяемых теперь  исследователями или по меньшей мере дискуссионные: о групповом браке, о матриархате как господстве женщин, о соотношении рода и общины и т.п.16. В то же время все первобытно-исторические работы Сергея Павловича Толстова вплоть до самой последней содержат принципиально важные положения, до сих пор продолжающие оказывать свое воздействие на развитие науки. В частности, в уже названной статье “Некоторые проблемы всемерной истории в свете данных современной исторической этнографии” он энергично привлек внимание к необходимости установления абсолютной хронологии этнографических материалов по первобытной истории, а тем самым и к более строгому подходу в синтезе этнографических, археологических и собственно исторических фактов. Очень рано, с конца 20-х годов, научные интересы С.П.Толстова начинают сосредотачиваться вокруг востоковедной проблематики, его все больше занимают вопросы истории и этнографии Средней Азии. Этому в немалой степени способствовало участие его в экспедиции РАНИОН в Ташаузской области Туркменской ССР, в составе которой он занимался изучением родоплеменного состава и материальной культуры куняургенчских туркмен Йаиудов. хаээЭти материалы были опубликованы в статье “О пережитках тотемизма и дуальной организации у туркмен”, они были использованы С.П.Толстовыми в других работах, связанных с проблемами истории первобытного общества и этногенеза. Впервые попав в Хорезм в 1929 году как этнограф, С.П.Толстов понял, что отныне он навсегда связан с этой своеобразной историко-культурной областью Средней Азии, “Среднеазиатским Египтом”, как он ее называл. Сыграло свою роль и то, что в конце 1930-х годов началась работа над созданием истории молодых среднеазиатских республик. При этом, в центре внимания были проблемы социального строя народов Востока, в частности, спорные вопросы общественного строя народов домусульманской Средней Азии. Необходимость получения новых источников для решения всего комплекса возникших исторических проблем привела к организации крупных археологических экспедиций, одну из которых – Хорезмскую – возглавил С.П.Толстов. Исследования Хорезмской археологической, а позднее археолого-этнографической, экспедиции стали делом жизни С.П. Толстова и принесли ему мировую славу. Большой территориальный и хронологический размах работ экспедиции, их комплексный характер – все это позволило С.П.Толстову привлечь к решению крупных исторических проблем, значимость которых подчас выходит за рамки собственно среднеазиатской тематики, археологические источники. Наиболее крупные из этих проблем С.П.Толстов назвал сам во введении к своей книге “По древним дельтам Окса и Яксарта”: общественный строй населения земледельческих оазисов Средней Азии; история древних русел Амударьи и Сырдарьи (их формирование и заселение человеком) и связанная с ней история Хорезмской ирригаций; история полукочевого и кочевого населения скотоводческой периферии оазисов, его взаимоотношений с земледельческим населением последних, историческая роль этих контактов в экономической и культурной жизни страны. Масштабность и значимость всей этой проблематики, возникающая, в процессе исследований, необходимость ответа на все новые и новые вопросы, преимущества комплексного исследования единого крупного историко-культурного региона, – все это предопределило долгосрочность начатых СЛ.Толстовым работ, которые продолжаются и в наши дни17. 390.jacenko04В своих книгах “Древний Хорезм” (М.1948), “По следам древнехорезмийской цивилизации” (М.,1948), уже упомянутой “По древним дельтам Окса и Яксарта” (М., 1962), многочисленных статьях С.П. Толстов  проследилна археологических материалах Хорезма не только все этапы его исторического развития от эпохи неолита до средневековья включительно, но и усмотрел на его примере ряд закономерностей, присущих развитию исторических процессов Средней Азии и Востока в целом. Этнограф, востоковед и археолог С.П. Толстов, наряду с разработкой проблем, непосредственно относящихся к истории среднеазиатских народов, во многих случаях опираясь на среднеазиатские источники и материалы, вел изыскания в области общих проблем этнографии, истории первобытного общества, этногенеза и этнической истории, истории культуры и т.д. Наиболее ярким примером в этом плане является монография “Древний Хорезм” , в которой, в частности, С.П. Толстов вновь обратился к проблеме общественного строя раннеклассовых обществ. Он собрал и систематизировал данные, свидетельствующие о господстве рабовладельческого уклада в Средней Азии в домусульманское время. Этот тезис, правда, был тогда выдвинут на довольно ограниченном круге источников. В наши дни, в результате продолжающихся археологических работ в Хорезме, он нашел подтверждение при расшифровке дворцового архива Топрак-калы (II-III вв. до н.э.)18. По заключению В.А. Лившица, исследовавшего и определившего, как хорезмийские надписи из культового центра на городище Калалы-гыр 2 (IV-II вв. до н.э.)19, одна из них, на остраконе, содержит слово “рабы”20, что является, таким образом, наиболее ранним свидетельством существования этой формы зависимости в Хорезме. Одна из труднейших исторических проблем – этногенез и этническая история народов Средней Азии рассматривается С.П. Толстовым в статьях “Основные вопросы этногенеза народов Средней Азии”, “Аральский узел этногонического процесса”, “К вопросу о происхождений каракалпакского народа”, “Города гузов” и других работах с использованием широкого круга источников. Естественно, что новые археологические, исторические и этнографические открытия вносят уточнения, дают возможность выявить новые аспекты в подходе к этой проблеме. Однако основные заключения С.П.Толстова о древнейших и средневековых этапах этногенеза народов Средней Азии утвердились в науке. Среди них следует назвать очень важный тезис о том, что в основе этногенеза каждого из современных среднеазиатских народов лежит не единый, а множество этнических компонентов не разъединяющих, а объединяющих их, требующих рассмотрения этнических процессов на территории этого огромного историко-культурного региона в их взаимосвязанности и в контексте тех исторических процессов, которые охватывали территорию Средней Азии и сопредельных областей в целом. Лингвистический аспект проблемы за прошедшие годы обогатился и новыми открытиями и гипотезами, которые, не снимая значимости выдвинутых в свое время С.П.Толстовым тезисов (см. .например, “Аральский узел этногонического процесса”), значительно расширяют рамки исследований в этой области как в хронологическом, так и в географическом планах21. Уже упоминавшаяся статья “Города гузов” очень четко выявляет работу исследовательской мысли С.П.Толстова над проблемой, которую впоследствии он назвал одной из основных им разрабатываемых. Речь идет о взаимоотношениях кочевого и полукочевого населения степей с оседлоземледельческим населением оазисов, связи их с городами, их роли в экономической и культурной жизни страны. Эта проблематика является общеисторической, но для Приаралья, как свидетельствуют археологические и исторические источники, она чрезвычайно актуальна на всем протяжении истории этого региона, начиная с эпохи поздней бронзы. Надо сказать, что необходимость археолого-этнографического подхода при разработке многих аспектов исторической проблематики привела С.П. Толстова к выделению особого отдела этнографической науки – палеоэтнографии22, источниками которой служат этнографические и археологические материалы. Такой подход был широко распространен среди этнографов и археологов его поколения, в наши дни он постепенно находит все больше сторонников среди представителей обеих наук, причем в плане комплексных полевых исследований в том числе, которые широко пропогандировались и осуществлялись С.П.Толстовым и его коллегами и учениками уже в послевоенные годы. Следует заметить, что сейчас, среди сторонников широко распространенного на западе метода этноархеологических исследований, называемого этноархеологией23, в основе которого лежит практика изучения археологами покинутых современных поселений и даже ведение ими чисто этнографических работ, включая работу с информаторами, раздаются голоса именно в пользу комплексных археолого-этнографических исследований силами представителей обеих специальностей, что обеспечило бы наиболее квалифицированный подход к делу. Нельзя не сказать еще об одном направлении в исследованиях С.П.Толстова. Будучи руководителем Института и развивая традиционную этнографию, он явился инициатором обращения советской этнографической науки к изучению современности (“Этнография и современность”, “Советская школа в этнографии и др. работы), что не только существенно обогатило научной информацией создававшееся под его общей редакцией тома “Народы мира”, но, главное, дало импульс к развитию важного нового направления в этнографии, которое плодотворно развивается в наши дни.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1.  Советская этнография, 1931, № 3-4. 2.  Ефименко П.П. Значпение женщины в ориньякскую эпоху//Изв. ГАИМК, 1931, XI. Вып. 3-4; Борисовский П.И. К вопросу о стадиальности в развитии верхнего палеолита//Там же, 1932. Т. XIV. Вып. 4. 3.  Ковалевский М.М. Первобытное право. М., 1886. Вып. 1; Жаков М.П. К постановке генетических проблем истории доклассового общества//Изв. ГАИМК, 1933, вып. 100. 4.  Косвен М.О. Вновь отекрытая форма брака//Сообщ. ГАИМК, 1932,      № 3-4. 5. Семенов Ю.И. Происхождение брака и семьи. М., 1974. 6.  Левин М.Г., Чебоксаров И.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области (к постановке вопроса)//СЭ, 1965. № 4. 7. См.: Першиц А.И. Некоторые особенности классообразования и раннеклассовых отношений у кочевников-скотоводов//Становление классов и государства. М., 1976; Марков Г.Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М., 1876; Khazanov A.M. Nowas and the outside World. Cambridge, 1983. 8. Подробнее см.: Першиц А.И. Начальные формы эксплуатации и проблема их генетической типологии//Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. 9. Драбкин Я.С. Нерешенные проблемы изучения социальных революций//Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969; Селезнев М.А. Социальная революция (методологические проблемы). М., 1971; Крапивенский С.Э. К анализу категории  “социальная революция”. Волгоград, 1971. 10. Толстов С.П.  Военная демократия и проблема “генетической” революции//Проблемы истории докапиталистических обществ. М.-Л., 1935. № 7-8. 11. Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI-VIIIвв. М., 1956; Семенов Ю.И. О периодизацяи первобытной истории//СЭ, 1965, № 5; Крюков М.В. Социальная дифференциация в древнем Китае (опыт сравнительно-исторической характеристики)//Разложение родового строя и формирование классового общества. М., 1968. 12. Подробнеесм.:Persic A.I. Das Problem der militarischen Democracie//Familie, Staat und gesellschaftsformation. Berlin, 1988. 13.Толстев С.П.  К вопросу о периодизации истории первобытного общества//СЭ. М., 1946.  № 1. 14. Подробнее см.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983, с.17 и ел. 15.Семенов Ю.И. Происхождение брака и семьи. М., 1974. 16.Подробнее см.: Бромлей Ю.В., Першиц А.И. Ф.Энгельс и современные проблемы первобытной истории//Вопросы философии,1964, № 4. 17.Обзор работ экспедиции см.: Итина М.А. Хорезмская экспедиция: основные итоги и перспективы исследований//Культурая искусство древнего Хорезма. М., 1961; Жданко Т.А. Этнографические исследования Хорезмской экспедиции (народы, проблемы, труды)//Там же; Итина М.А. Охранные археологические работы в Хорезме: итоги и перспективы // СЭ, 1984, № 1; она же. Древний Хорезм: проблемы и открытия – Вестник АН СССР, 1966, № 2. 18.Толстев СЛ. По древним дельтам Окса и Яксарта. М., 1962, с.215-222; Топрак-кала. Дворец. – Труды Хорезмской археологе-этнографической экспедиции, т.ХI, М., 1984, гл.VI. Документы (автор В.А. Лившиц). 19.См.: Вайнберг Б*И., Коляков С.М. Раскопки на крепости Калалы-гыр 2 в Северной Туркмении//Археологяческяе открытия, 1986 г., М., 1968, 0.506. 20. Устное сообщение В.А.Лившица. 21. Грантовский Э.А. Ранняя история Иранских племен Передней Азии. М., 1970; Абаев В.И. К вопросу о прародине и древнейших миграциях индоиранских народов//Древний Восток и античный мир. М., 1972; ЛитвинскийБ.А. Проблемы этнической истории Средней Азии во II тыс. до н.э. (среднеазиатский аспект арийской проблемы)//Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности. М., 1981, с.156 и сл.; Дьяконов И.М. О прародине носителей индоевропейских диалектов. I и II//ВДИ, 1982, №№ 3 и 4; Гамкрелидзе Т.Е., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984; Кузьмина Е.Е. О некоторых археологических аспектах проблемы происхождения индоиранцев// Переднеазиатский сборник, вып.IV. Древняя и средневековая история и философия. М., 1986, с.169-228 и др.работы. 22. Толстов С.П. Основные теоретические проблемы современцой советской этнографии – СЭ, 1960, № 6 23. Шнирельман В.А. Этноархеология. 70-ые годы. – СЭ, 1984, № 2. Опубликовано в журнале Этнографическое обозрение, 1997, № 1, с. 14-23.

 

 

One Response to С.П. Толстов – историк-востоковед, археолог, этнограф, антрополог

  1. […] М.А. Итина; А.И.Першиц (16 March 2013). “С.П. Толстов — историк-востоковед, археолог, этногр… (in Russian). Археология Средней Азии. Retrieved 13 January […]

Leave a Reply