Доклад В.В.Мокробородова на XII конференции “Древности Востока”
27.03.2015 | Posted by Nigora under конференции, Scientific organizations, News |
В.В. Мокробородов
(Институт археологии РАН),
Л.М. Сверчков (Институт
искусствознания АН Узбекистана)
Исследования Байсунской археологической экспедиции
(южный Узбекистан)
Юг современного Узбекистана многие десятилетия исследуется силами археологов различных экспедиций. Это УзИскЭ и ТАЭ под эгидой Института искусствознания АН Узбекистана; это многочисленные экспедиции Института археологии Узбекистана (Шерабадский, Термезский и Байсунский отряды); с недавних пор это также Узбекистано-Германская, Узбекистано-американская, Узбекистано-Французская, Узбекистано-Японские и Узбекистано-Чешская экспедиции; это археологические отряды Среднеазиатской археологической экспедиции ИА РАН и ЛОИА АН СССР, Государственного музея Востока и др. научные группы. Данный ряд продолжает и созданная в 2003 г. Байсунская археологическая экспедиция (БАЭ), работам которой, ориентированным на заполнение некоторых лакун в деле историко-археологического познания упомянутой территории, и посвящен нижеследующий доклад.
С презентацией доклада можно ознакомиться здесь Baysun
Материалы БАЭ уже частично введены в научный оборот, в том числе были суммированы результаты исследований по территориальному признаку (в частности первых работ по Байсуну – Сверчков, 2005; Сверчков, 2005а; первых работ по Бандыхану – Boroffka, 2009), по отдельным объектам (например, Сверчков, 2014; Mokroborodov, 2015), по хронологическому признаку (для памятников середины I тысячелетия до н.э. – Мокробородов, 2008). Далее мы представим краткую (с учетом ограниченных размеров доклада и наличия более ранних публикаций, в некотором роде и реферативную) сводку археологических работ БАЭ, включающую, и ранее неопубликованные данные.
В исследованиях, помимо авторов, принимали участие А.В. Арапов, Р.П. Нарзикулов, Г.Н. Никитенко, М. Падва. С 2005 г., когда Байсунская археологическая экспедиция начала вести исследования в сотрудничестве с Германским Археологическим институтом, работы осуществлялись также др. Н. Бороффка, Р. Бороффка, М. Тойфером, а также А.Н. Гориным.
Первоочередной задачей БАЭ стало составление археологической карты зоны исследований – того компонента исследований, которому, на наш взгляд, в северо-западной части Сурхандарьинской области Узбекистана ранее не было уделено достаточного внимания. Так, на момент начала наших работ в Байсунском районе было известно чуть более 20 памятников (Абдуллаев, Аннаев, 2001; Аршавская, Ртвеладзе, Хакимов, 1982; Бобоходжаев, Аннаев, Рахманов, 1990). В результате разведочных исследований 2003-2004 гг. было выявлено более 30 новых объектов, а ряд данных по уже известным объектам был скорректирован (Сверчков, 2005; Сверчков, 2007). Распределение памятников по периодам выглядит следующим образом: различными этапами каменного века датируется 3 объекта; к раннеантичному времени относятся 6 памятников (в т.ч. 3 объекта так датированы впервые (новый памятник Курганзол, Мачайкурган и Капчигайтепа)); материалы кушанского времени отмечены на 11 памятниках, III-V вв. – на 3-х поселениях и, предположительно, 4-х курганных группах. Более широко представлено средневековье: раннесредневековая керамика поднята с 7 объектов, материалы развитого средневековья (преимущественно XI-XII вв.) найдены на 24-х памятниках, поздним средневековьем датировано 15 памятников. Таким образом, археологическими разведками были не только обследованы памятники и определены ключевые объекты для дальнейших раскопок (на территории Байсунского района таковых было отобрано 5 – см. ниже), но и получены сведения, послужившие основанием для предварительной обобщающей реконструкции исторических процессов на данной территории (Сверчков, 2005а; Сверчков, Мокробородов, 2005).
Расположенная южнее кишлака Рабад крепость Курганзол на протяжении 3-х полевых сезонов (в 2003-2004, 2008 гг.) была раскопана полностью (Сверчков, 2007а, Sverchkov, 2008 Сверчков, 2013 и др.). Памятник представляет собой круглую крепость (диаметр 30 м), с примыкающей по периметру к оборонительной стене изнутри застройкой (10 небольших помещений), 6 полукруглыми башнями на северной и восточной сторонах, 2 из которых защищают проход в северной части крепости; также было обследовано и ныне не сохранившееся небольшое поселение к северу от укрепления. После полного вскрытия крепости удалось уточнить количество этапов функционирования крепости. Таковых выделяется два, оба непродолжительные и каждый завершается явственными следами разрушений. Стены возведены из сырцового кирпича форматом 46-48×35-36×12 см. Анализ керамического комплекса позволяет датировать оба этапа концом IV в. до н.э., лишь в кроющем надувном слое отмечены фрагменты несколько более поздних сосудов. На обоих этапах преобладает (до 90 % фрагментов) станковая посуда, основными формами являются чаши, преимущественно полусферические, в том числе с загнутым внутрь и Т-образными венчиками, миски с Г-образным венчиком, рыбные блюда, узкогорлые вытянутые кувшины без ручек и др. Датировка и данные исторических источников позволяют связывать основание крепости со среднеазиатскими военными кампаниями Александра Македонского.
В 2004 г. были проведены разведочные раскопки поселения Мунчактепа I (к. Кафрун). Этот памятник, ныне представляющий собой останец небольших размеров (2818 м, высота 9,5 м), был известен с 1980-х гг. (Ртвеладзе, 1987. С. 56-57). В шурфе-врезке размерами 32 м была выявлена свита из 12 культурных слоев (общей мощностью до 5 м), с 5 последовательно сменяющими друг друга полами. Каждый из полов увенчан небольшими напольными прослойками (за исключением полуметрового напольного слоя над нижним полом), в свою очередь перекрытых слоями оплывно-завального характера. Керамика из слоев Мунчактепа I целиком принадлежит кушанскому комплексу, прекрасно известному по среднеазиатским памятникам I в. до н.э. – III в.н.э. Весьма характерными и присущими только керамике кушанского периода являются не только стандартный набор форм сосудов, но и техника их изготовления и оформления, в частности многочисленные примеры применения волнистого орнамента и характерного ангобирования. Анализ стратиграфической ситуации, вкупе с некоторыми отличиями керамики из сменяющих друг друга слоев, позволяют сделать следующие выводы: поселение было основано в раннекушанский период (скорее всего на его поздней фазе), на который приходится его наиболее интенсивное обживание; приблизительно с началом-серединой II в. н.э. связано снижение активности обживания, однако, вплоть до III в. жизнь на поселении продолжается.
Мунчактепа интерпретируется как небольшая кушанская крепость. Учитывая предполагаемое подобное определение для еще 7 объектов на территории Байсунского района и наличием более чем 1,5 км остатков существовавшей и в описываемое время Дербентской стены, становится очевидным, что в исследуемой зоне мы имеем дело с остатками мощной системы приграничных укреплений Кушанского государства.
Вскрытие 4-х могильных сооружений ранее неизвестного курганного могильника Туда (западнее г. Байсун), позволило определить тип курганов (в настоящее время представляющих собой преимущественно овальные каменные насыпи диаметром до 3 м), видимо являющих собой остатки наземных погребальных сооружений типа курумов и мугхона, и предположить принадлежность некрополя, как и визуально идентичных ему Байсунских могильников Лоилаган, Сарыбанд и Омонхона, скотоводческим племенам хионитов и эфталитов (Сверчков, 2005а. С. 79).
Материалы практически синхронного времени были получены при раскопках Кахрамонтепа, расположенного на границе Байсунского и Бандыханского районов (Сверчков, Бороффка, 2010. С. 209-211). Данный объект, представляющий собой квадратное тепа (35×35 м, высота 2,7 м), впервые был зафиксирован Э.В.Ртвеладзе и был предположительно отнесен к периоду раннего средневековья (Аршавская, Ртвеладзе, Хакимов, 1982. С.116). Керамический комплекс Кахрамонтепа по формам, декору и технологическим аспектам продолжает традиции керамики кушано-сасанидского периода, вместе с тем демонстрируя некоторые новые веяния, упомянутым комплексам в целом несвойственные (например, фрагменты расписных сосудов, в том числе лепных с потеками краски-ангоба). С учетом ряда аналогий и результатов первых радиоуглеродных анализов, на данном этапе исследований Кахрамонтепа можно датировать концом IV – началом V в. н.э.
Несколько выделяется из характерных для Средней Азии типов археологических объектов в виде тепа и курганов (не являясь, впрочем, единственным исключением) открытый и исследованный в 2004 г. подземный жилой комплекс Бури Кабир (9 км юго-западнее г. Байсун). Объект представляет собой систему помещений и коридоров (всего в ходе работ нами было полностью либо частично вскрыто 5 помещений и 2 коридора), выкопанных в лессовом холме, и связанной с ними предвходной площадки. Представление о комплексе в целом дает полностью вскрытое помещение 1. Оно представляет собой сводчатую галерею размерами 162,5 м, высотой до 2 м, с отходящими в обе стороны коридорами (один из которых имеет сходные размеры при меньшей длине (62,4 м)), ведущими в соседние помещения. Стратиграфическая ситуация (незначительный напольный слой с горелыми линзами сменяется слоем оплыва, поверх которого фиксируется надув) в раскопанных помещениях и коридорах единообразна и свидетельствует о сравнительно коротком, но интенсивном периоде обживания и последующем эпизодическом использовании. Полученный при раскопках керамический комплекс состоит из фрагментов лепных (более 85 %) и станковых сосудов. Из последних можно выделить несколько фрагментов с черной подглазурной росписью, нанесенной по черепку под голубой глазурью, с прозрачной глазурью по жидкому розоватому ангобу и фрагмент чирага с бирюзовой глазурью по черепку. Значительная часть лепных сосудов украшена росписью красной или красно-коричневой красками, либо нанесенным штампами орнаментом. Подобные характеристики характерны для керамики XII-XIV вв., скорее первой половины XIII в.
Расположение памятника невдалеке от близких по времени поселений Актепа и Базартепа указывает на их взаимосвязь, а уединенное положение и специфический тип, спроецированные на дату Бури Кабир, позволяют предположить его предназначение в качестве кратковременного убежища для жителей упомянутых поселений во время монгольского нашествия. В пользу этого косвенно свидетельствует и найденный на памятнике своеобразный клад в виде двух железных серпов, полосы металла и двух сломанных еще в древности фрагментов металлической кухонной посуды, представляющих собой интерес исключительно как запас металла.
Помимо территории Байсунского района разведочными исследованиями БАЭ были частично затронуты прилегающие территории Шерабадского, Кумкурганского и Бандыханского районов. Важными стали обследования комплекса ранее частично исследованных памятников в Бандыханском оазисе (о изучении этих памятников в 1970-1980 гг. см. Ртвеладзе, 1976; Ртвеладзе, 1987; Ртвеладзе, 2007; Сагдуллаев, 1978 и др.). Уникальность бандыханских объектов состоит в наличии на небольшой территории нескольких сменяющих друг друга в хронологическом отношении «стерильных» археологических памятников. В силу этого, в 2005-2010 гг. сотрудниками БАЭ были подвергнуты раскопкам памятник эпохи поздней бронзы – раннего железа Майдатепа (Бандыхан I), 3 памятника раннежелезного века (Газимуллатепа, Бектепа (Бандыхан II), Киндыктепа), а также несколько более поздний памятник Ялангтуштепа.
Поселение Газимуллатепа представляет собой подпрямоугольной формы бугор размерами 60×30 м, высотой до 4 м. Местонахождения керамики отмечены в радиусе 200-300 м. В 2006 г. на объекте был заложен шурф-врезка 4×2 м. В результате исследований вскрыта свита из 9 культурных слоев общей мощностью 3,6 м и выявлены 5 полов и остатки пахсовых стен, относящихся к 2 строительным горизонтам (постройки верхнего строительного горизонта комбинированные – пахсовые фундаменты, надстроенные прямоугольным сырцовым кирпичом). Представляется возможным выделить четыре этапа функционирования Газимуллатепа.
Несмотря на сравнительно небольшие размеры шурфа, в результате раскопок получен внушительный комплекс находок. Это, в первую очередь, фрагменты керамических сосудов, а также металлические и каменные изделия. В керамическом комплексе можно выделить несколько типов сосудов. Это цилиндроконические кубки с плоскими донцами и подчеркнутым ребром в месте перехода от цилиндра к конусу; сфероконические и уплощенно-полусферические чаши; горшки цилиндроконической и шаровидной формы с венчиками, плавно отогнутыми наружу, округлыми в сечении или подтреугольной формы; хумы и хумча с венчиками двух видов – манжетовидными (преобладают) и валикообразными; сосуды открытой формы типа тагора и лепные котлы. В целом комплекс свойственен памятникам типа Яз III, однако, ряд морфологических особенностей, наличие на иных участках Газимуллатепа местонахождений керамики типа Яз II, формат кирпича, характерный, как нам представляется, для несколько более ранних построек, позволяют определить дату основания Газимуллатепа на рубеже периодов Яз II – Яз III, время существования поселения – ранним этапом периода Яз III.
Небольшой (3025 м, высота 3,8 м) овально-квадратной формы холм под названием Киндыктепа, как и другие памятники района Бандыхана, был частично исследован в 1970-80 гг. (Ртвеладзе, 1976. С. 99-100; Сагдуллаев, 2005). Исследованиями БАЭ памятник был полностью вскрыт. Установлено, что составляющая по мощности до 4,6 м свита культурных слоев, представляет собой заполнение помещений монументального сооружения. Стратиграфически выделено 4 этапа его функционирования.
Планиграфия и архитектурные особенности Киндыктепа. Общие размеры здания составляли 18×22,5 м. Монументальный комплекс состоял из взаимосвязанных центрального прямоугольного (размеры по центральным осям 8,5×14 м) и двух коридорообразных помещений (восточного, размерами 2,7×14 м по полу 1 и 2,1×11,5 м по полу 2 и южного (2×12,5 м)). Вход в здание располагался с юго-востока. Толщина внешних стен достигает 2,5 м, сохранность в высоту до 3 м. Строительный материал внешнего периметра стен и стен между помещениями – сырцовый кирпич размерами 45–52×28–34×10–12 см. Для первых двух этапов функционирования здания в центральном помещении интересны узкий пандус вдоль юго-западной стены, «П»-образная суфа-подиум с выступами, плавно переходившими в пол, прокал на 1-м полу между выступами суфы и прокаленный же глинобитный квадратный подиум размерами 1,6×1,6 м на том же месте по этапу 2, ассиметрично расположенные четыре мощные (0,65×1 м в основании каждая) сырцовые колонны, углубления-устои под более мелкие перегородки, пласты золы на полах и суфе. В южном помещении можно отметить большую двухступенчатую нишу, небольшой округлый подиум для огня, неглубокое вымощенное кирпичом по дну углубление-ящик с многочисленными костями животных, засыпанными песком (подиум и ящик только по первому полу). В восточном помещении выявлен своеобразный лабиринт из ям глубиной 0,4-1,1 м, по расположению и заполнению составляющих три группы: ближайшие к входу 3 ямы заполнены практически чистым гумусом; 2 ямы по центру помещения характеризуются грунтовым заполнением с линзами песка; группа из 3-х ям близ прохода в центральный зал, наряду с гумусным заполнением, отличается значительным количеством натеков и сильной размытостью бортов.
Описанная выше ситуация сохраняется до конца 2-го этапа, когда Киндыктепа подвергся основательному и, похоже, преднамеренному разрушению: помещение с ямами было осквернено и завалено, центральное помещение разграблено и забутовано невероятно плотной пахсой, поверх забутовки накатан пол 3. Судя по гумусному напольному слою и вкопанным в пол тарным сосудам, назначение помещение несколько меняется, хотя 3 из 4-х колонн возвышаются и над полом 3. Этот, по всей вероятности также непродолжительный этап, перекрыт слоями разрушения и запустения.
Комплекс керамики Киндыктепа может быть описан как набор форм изготовленной на высоком технологическом уровне посуды, с большей долей высветленных сосудов, нередко слегка гофрированных. Типичными формами являются: цилиндроконические кубки; горшки с отогнутой наружу, подчеркнутой закраиной, часто сильно приостренной, и значительным сужением горловины по отношению к тулову; горшки с округлым венчиком и скорее вертикальным наклоном стенок, с подтреугольным в сечении венчиком; хумы и хумчи с манжетовидным венчиком и явно выраженным «подкосом»; лепные котлы – грубые сосуды, преимущественно закрытой формы, с характерными ручками-дужками и венчиками разного профиля. Для станковых сосудов свойственны плоские донца. Подчеркнем сравнительно высокий процент лепных фрагментов (в том числе осколков столовой посуды), а также наличие в комплексе станковых и лепных черепков с росписью. На Киндыктепа (в сравнении с материалами Газимуллатепа) имеются горшки с сильно приостренными венчиками и, в ряде случаев, с заметным валиком на плечиках; кроме того, фиксируется стремление к закрытым формам сосудов.
По нашему мнению, объект может быть датирован IV в. до н.э. Основанием могут послужить аналогии материалам Киндыктепа, демонстрируемые комплексом V IV вв.до н.э. Пачмактепа (Пидаев, 1974. С. 34-38). Кроме того, сходные материалы имеются на той же группе памятников, что и в случае с Газимуллатепа: Кизылтепа, усадьба Кизылча 6, Талашкантепа I, Кучуктепа (Сагдуллаев, Хакимов, 1976. С. 26; Сагдуллаев, 1987; Шайдуллаев, 1990. С. 43-45; Аскаров, Альбаум, С. 105-107), но слои с идентичным материалом чаще залегают выше, чем с аналогичными газимуллатепинским. Интересны и параллели в отношении формата кирпича Киндиктепа и, как предполагается несколько более позднего Курганзола (см. выше).
Колонный зал в обводе коридорообразных помещений традиционно трактуется как ядро храмового комплекса, чему можно привести множество подтверждений из раскопок обладающих близкими характеристиками синхронных памятников Ирана и более поздних среднеазиатских культовых построек (храмы огня в Персеполе и Сузах, храмы Кухи-Хваджа, Тахти-Сангина, Мансурдепе, Старой Нисы, Сурх-Котала, Кургантепа и др.). В случае с Киндыктепа следует отметить также монументальный характер здания с лаконичными и строгими геометрическими пропорциями составных элементов; устройство проходов в центральное помещение в тех местах, которые позволяют избежать прямого визуального контакта с горевшим в центре огнем, и, естественно, само наличие данного огня, на втором этапе возведенного на подиум; отсутствие признаков хозяйственного предназначения помещений по первым двум полам и несоответствие выявленных архитектурных элементов представлениям о жилой архитектуре того времени; обнаружение многочисленных пластов золы (на суфе центрального помещения практически стерильной) и пр. Что касается лабиринта ям в восточном помещении, то, вероятнее всего, здесь впервые для этого периода, археологически зафиксировано место для известного по зороастрийским канонам обряда ритуального очищения «Барашноми-нашаба, Баршанум», в ходе которого очищаемый по камням (большая часть из крупных каменных орудий Киндыктепа, наряду с многочисленными необработанными камнями, происходит именно из этого помещения) переходил через 9 ям с последовательным омовением коровьей мочой, затем песком и, наконец, водой.
От поселения Бектепа, подвергнутого раскопкам в 2005-2006 гг., в настоящее время сохранились лишь оплывшие руины укрепленной части, представляющие собой подквадратное в плане тепа 100×100 м, высотой до 2 м, расположенное между Майдатепа и Киндыктепа. Шурфы-зонды 2006 г, заложенные на прилегающих к тепа территориях и фиксация ареала распространения подъемного материала, подтвердили некогда более значительную площадь памятника, основные же работы были выполнены годом ранее, когда в северо-восточной части Бектепа был заложен раскоп, в котором была вскрыта свита культурных напластований на глубину 2,7 м от репера. По материалам из нижнего слоя, представляющего собой заполнение землянки, подтверждено раннее утверждение о сложении поселения в период Яз-II (первая половина I тыс. до н. э.). Выше, отделенный прослойкой песка, зафиксирован полуметровый слой плотного грунта с многочисленной галькой – бутовая платформа. Керамика из данного слоя, скорее всего, может быть интерпретирована как комплекс Яз IIб. На платформе возводится периметр укрепления. Высота стены составляет 1,6-1,7 м, сложена она крайне небрежно из пахсы, обломков и целых сырцовых кирпичей темно-коричневого цвета размером 48-5028-3010-12 см. Никаких убедительных признаков внутренней застройки периметра (внешняя стена укрепления по внутренней грани в раскопе была прослежена в длину на 10 м) обнаружено не было. К стене примыкают 3 слоя и 2 условных пола, материалы с которых, а, следовательно, и возведение укрепленной части Бектепа можно датировать т.н. позднеахеменидским периодом. Таким образом, укрепление функционировало с V до конца IV в. до н. э., составляя, одновременно с расположенным вблизи монументальным строением Киндыктепа и обширной, ныне не сохранившейся застройкой (общая площадь не менее 20 га), агломерацию городского типа.
Исследования БАЭ продолжаются, и, хочется верить, в ближайшее время позволят еще более пополнить наши знания о древней истории Средней Азии.
Абдуллаев К.А., Аннаев Т.Д. Новый могильник кушанского времени на юге Гиссарского хребта // Древняя и средневековая культура Сурхандарьи. Ташкент, 2001. С. 19-24.
Аршавская З.А., Ртвеладзе Э.В., Хакимов З.А. Средневековые памятники Сурхандарьи. Ташкент, 1982.
Аскаров А.А., Альбаум Л.И. Поселение Кучуктепа. Ташкент, 1979.
Бобоходжаев А., Аннаев Т., Рахманов Ш. Некоторые итоги изучения древних и средневековых памятников предгорной и горной полосы Кугитанг-Байсунтау // ИМКУ. Вып.23. Ташкент, 1990. С. 25-36.
Boroffka N. Siedlungsgeschichte in Nordbaktrien – Bandichan zwischen Spätbronzezeit und Frühmittelalter // Alexander der Grosse und die Öffnung der Welt. Mannheim, 2009. S. 135-143.
Литвинский Б.А., Пичикян И.Р. Эллинистический Храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Том. 1. Раскопки, архитектура, религиозная жизнь. М., 2000.
Мокробородов В.В. Новые данные о памятниках Сурхандарьи середины I тысячелетия до н.э. (По материалам исследований Тохаристанской и Байсунской археологических экспедиций) // Общественные науки в Узбекистане. Ташкент, 2008. Вып. 4. С. 118-125.
Mokroborodov V.V. Kindyktepa – the temple of the middle of I millennium BC in the South Uzbekistan // A millennium of history. The Iron Age in Central Asia (2nd and 1st millennia BC). In print.
Пидаев Ш.Р. Материалы к изучению древних памятников Северной Бактрии // Древняя Бактрия. Бактрийские древности. Предварительное сообщение об археологических работах на юге Узбекистана. Л., 1974. С. 32-42.
Rahbar М. Le Monument Sassanide de Bandiān, Dargaz: un temple du feu d’après les dernières découvertes 1996-98 // Studia Iranica. 33, 2004. Pp. 7-30.
Ртвеладзе Э.В. Новые древнебактрийские памятники на юге Узбекистана // Бактрийские древности. Предварительное сообщение об археологических работах на юге Узбекистана. Л., 1976. С. 93-103.
Ртвеладзе Э.В. Новые бактрийские памятники на юге Узбекистана // ИМКУ. Вып. 21. Ташкент, 1987. С. 56-66.
Ртвеладзе Э.В. Археологические исследования в Бандыхане в 1974–75 гг. // Труды Байсунской научной экспедиции. Археология, история и этнография. Вып. 3. Ташкент, 2007. С. 67-95.
Сагдуллаев А. С. Древнеземледельческие поселения предгорий Байсунтау // История и археология Средней Азии. Ашхабад, 1978. С. 30–36.
Сагдуллаев А.С. Усадьбы древней Бактрии. Ташкент, 1987.
Сагдуллаев А. С. О работах на поселении Бандыхан II и раскопках кургана № 1 могильника Сарыбанд // Труды Байсунской научной экспедиции. Вып. 2. Ташкент, 2005. С. 305–306.
Сагдуллаев А., Хакимов З. Археологическое изучение городища Кызыл-тепе (По итогам работ 1973–1974 гг.) // Бактрийские древности. Предварительное сообщение об археологических работах на юге Узбекистана. Л., 1976. С. 24-30.
Сверчков Л.М. Археологические памятники Байсунского района // История и традиционная культура Байсуна. Труды Байсунской научной экспедиции. Вып. 2. Ташкент, 2005. С. 10-51.
Сверчков Л.М. Байсун. Опыт исторической реконструкции // История и традиционная культура Байсуна. Труды Байсунской научной экспедиции. Вып. 2. Ташкент, 2005. С. 56-83.
Сверчков Л.М. Археология Байсуна – 2004 г. // Труды Байсунской научной экспедиции. Археология, история, этнография. Вып. 3. Ташкент, 2007. С. 9-19.
Сверчков Л.М. Эллинистическая крепость Курганзол. Раскопки 2004 г. // Труды Байсунской научной экспедиции. Археология, история, этнография. Вып. 3. Ташкент, 2007. С. 31-66.
Sverchkov L.M. The Kurganzol Fortress (on the History of Central Asia in the Hellenistic Era) // Ancient Civilizations from Scythia to Siberia 14 (2008). Pp. 123-191.
Сверчков Л.М. Курганзол – крепость Александра на юге Узбекистана. Ташкент, 2013. 184 стр.
Сверчков Л.М., Бороффка Н. Археологические работы в Бандыхане в 2006-2007 гг. // Археологические исследования в Узбекистане 2006-2007 гг. Ташкент, 2010. С. 202-212.
Сверчков Л.М., Мокробородов В.В. Новое в истории и археологии Байсуна // Культурная толерантность и самобытность традиций в искусстве Узбекистана. Материалы научной конференции. Ташкент, 2005. Стр. 25-30.
Шайдуллаев Ш.Б. Новые данные о керамических комплексах периода Кучук III и Кучук IV (по материалам Талашкантепа I) // ИМКУ. Вып. 23. Ташкент, 1990. С. 42-46.