Home » Новости » Из воспоминаний о ЮТАЭ участника первых лет экспедиции (часть 2)

Из воспоминаний о ЮТАЭ участника первых лет экспедиции (часть 2)

Подолжаем публикацию воспоминаний непосредственного участника первых лет раскопок на городище Тахти-Сангин, где был открыт всемирно известный бактрийский храм Окса. Будем рады новым фотографиям. Пишите свои отзывы, авторам это важно!

Анатолий Жиганов

           В ожидании новых фотографий о первых раскопочных сезонах на Тахти-Сангине публикуем пока современный спутниковый снимок памятника с того же ракурса.

Тахти-Сангин в 2015 г Первый героический подвиг московского змееборца.

Ночевали мы в живописном горном ущелье (в Варзобском наверно), под большими деревьями на берегу речки. Установили раскладушки, раскатали спальники. Поужинали у костра, выпили за знакомство. Пичикян был в благодушном настроении, рассказывал о красотах, которые нас ожидают, об удивительных открытиях и чудесных находках (тогда он еще и сам не мог знать насколько окажется прав) и еще о многом другом интересном. Мы все слушали, открыв рты.

Обладатель густого, прямо таки церковного, мощного баса – медведеподобный еврей Юра, очень скромный интеллигентный человек с окладистой черной бородой, блестя стеклами очков из темноты тихонько спросил: «А как там, где мы будем копать насчет змей, скорпионов и прочих гадов?» — Да, сколько угодно, под каждым камнем. – расслабленно махнул рукой Игорь Рубенович, желая нас порадовать. Народ слегка напрягся. На всякий случай стали поглядывать под ноги. С тем и разбрелись по раскладушкам. Вскоре, шум реки уже заглушал наш дружный богатырский храп.

Утром мы узнали о жутком ночном происшествии, которое благополучно проспали. Оказалось, среди ночи Юрию понадобилось встать по срочному делу. Выбравшись из спального мешка и сев на раскладушке, он сунул ногу в ботинок и… Внутри было нечто холодное и скользкое. Не желая будить товарищей и устраивать панику, с завидным самообладанием, не проявив ни капли малодушия, этот истинно былинный богатырь, в полной темноте, ощупью, нашел подходящий камень, аккуратно вытряхнул на него содержимое ботинка и… От всей души припечатал пару раз каблуком ботинка, который все это время держал в могучей руке. Силушкой бог мужика не обделил. И, вдруг, герой вспоминает о том, что отходя ко сну, он сам положил в ботинок свои часы с металлическим браслетом, что бы они не затерялись случайно. Мы видели утром эти шикарные часы, ремонт им больше не требовался. Все шутили, хотя и сочувствовали, восхищались Юриным мужеством. А сам Юрий чистил зубы, склонившись над речкой и не вынимая щетки изо рта басил: «Ну что вы, ребята, разве это храбрость».

Прекрасная венецианка.

Особо ценным членом экспедиции, которого на следующий день мы подобрали в аэропорту, оказался довольно высокий и худой мужчина с козлиной бородкой и в модных дымчатых очках с металлической оправой. Он был одет в вылинявшую штормовку с эмблемой Мин.Гео. СССР, обут в кирзовые сапоги с отворотами. Через плечо болталась офицерская полевая сумка, на поясе висела самодельная финка в кожаном чехле. Изо рта торчала изрядно погрызенная трубка-носогрейка, а на грудь свисал крупный латунный крест, напоминающий поповский. Его фамилия оказалась столь же не ординарной – Славин-Боровский. Представился он нам просто – «Граф». Внешне гражданин производил впечатление старого «экспедиционного волка», несколько потасканного. Сев с нами в кузов машины он сразу, не умолкая ни на секунду, стал трещать о своих былых похождениях и подвигах, совершенных им по всему огромному Союзу. Попутно, на правах самого опытного полевика, он определил себя в лидеры и провозгласил себя заместителем Пичикяна. Когда встал вопрос о закупке продуктов, то Игорь Рубенович предложил поручить это дело Боровскому, назначив его завхозом нашего отряда. Мы не возражали, согласившись исполнить скромные роли грузчиков.

На предварительном собрании Кобадиёнского отряда, все мы были официально включены в его состав, Южнотаджикистанской археологической экспедиции АН СССР начальник обозначил перед нами еще один деликатный вопрос. – Мужики, сказал Игорь Рубенович, с нами будет несовершеннолетняя (16 лет) повариха, смотрите, что бы ни-ни… — Повариху я тоже беру на себя, заявил завхоз. Никто из нас не возражал. Вскоре мы познакомились с этим чудом, по имени Татьяна. Таджикская хохлушка из душанбинского кулинарного техникума, как и завхоз, отличалась необычной фамилией. В паспорте девицы было четко записано ШЕПЕТА – ТУЧА. Весьма неравнодушный к прекрасному полу Пичикян, которого некоторые считали просто жутким бабником, при виде Танечки верещал пританцовывая: «Шепетучо, Шеппетуччо – прекрасная венецианка»…

Что же такого прекрасного разглядел в этом «нежном создании» старый и опытный воздыхатель. Обладая стройной и великолепно сложенной фигуркой, девушка могла возбудить эротические фантазии, но с личиком Тане повезло меньше, а уж с ее неуравновешенным характером… Многие в том сезоне оказались предметом «невинных» шуточек поварихи и все до единого пострадали от ее «экспериментальной» стряпни. Без малого 40 лет назад все это было, но и теперь жуть берет, как вспомню ее заливистое плотоядное хихиканье. Но разгулялась девочка не сразу, первые дни хозяйка камбуза вела себя достаточно скромно, приглядывалась, принюхивалась. Единственным человеком, с которым она начала войну на уничтожение с первых минут знакомства был Славин-Боровский. Ну не нравились ей «графья» всякие, особенно самозванцы. Пичикян честно изложил нам рабоче-крестьянскую родословную доморощенного «аристократа»: была мама – Славина (не графиня), встретила папу – Боровского (тоже из простых), в результате появился «Граф». Целый день мы закупались. Мы прочесали все ближайшие к Институту Истории продмаги. Как неутомимые китайские кули (можно было бы сказать, как муравьи, но носили покупки только трое) мы таскали в Институт бесчисленные мешки, ящики, пакеты, свертки, коробки. Завхоз азартно торговался в каждой торговой точке, скупая оптом залежалый товар. Экспедиция на долго была обеспечена позеленевшими макаронами, прогорклым маслом, окаменевшими пряниками, сухой горчицей, сухим молоком (?), яичным порошком (??), тушеной кониной (удачно зашли. 1 руб. за банку 1 кг. ). Еще была картошка размером чуть крупнее грецких орехов, сморщенная морковка, горы пшена и гороха, всего не перечесть. Начальник страшно матерился, чуть лысину себе не расцарапал, когда увидел все эти немыслимые богатства. А завхоз, с обиженным видом, извлек из планшета маленький газетный кулечек и, протягивая его Пичикяну, произнес: «Но я же зиры купил…»

В то время, когда мы увлеченно занимались героическим шопингом, к отряду присоединился еще один замечательный человек. Алим Кабилович Гафуров был аборигеном, т.е. уже 15 лет проживал в столице Точикистона (Айни 5, кв.17) в шаговой доступности (не более 20 минут ходьбы) от Института им. Дониша. Родился Алимчик в Ленинабаде (Ходженте), в интернациональной семье, поэтому, по определению старика Зеймаля был он «таджиком не говорящим по-таджикски». В соответствующей графе (национальность) его «бесценного дубликата» было четко написано «МЕТИС». С Алимом мы были одного возраста, подружились сразу и всю экспедицию были как братья. Алимчик был не только интересным собеседником и собутыльником, уже тогда он отличался многими человеческими достоинствами и разнообразными талантами. Пичикян дал ему меткую характеристику – «Душанбинский Шекспир». Я и сейчас считаю, что он достоин малой серии ЖЗЛ, как минимум. Многие годы мы переписывались, изредка приезжали в гости друг к другу. В лихие 90-е его след затерялся, скорее всего, Алик перебрался в Россию, мать была родом из Поворино. Жив ли он теперь, я не знаю, но очень надеюсь.

Путь далек у нас с тобою. Прощай красивый город.

С вечера сборы были закончены. Все оборудование и запасы загружены в 66-й. На следующий день, ранним утром, весь наш героический отряд в полном составе (11 мужиков и одна девушка), покинув милый Душанбе, запылил в сторону государственной границы. Пылил, конечно, грузовой автомобиль, а мы тряслись и потели в кузове. С нами поехали два археолога-профессионала Седов и Дубровин ( Пичикян не в счет, он сидел в кабине). Дорога была долгая и утомительная, в переполненном кузове стояла страшная жара.

По пути мы пообедали в придорожной чайхане. Всем понравилась национальная кухня: шурпа, плов, что-то еще. Игорь Рубенович, не поморщившись, съел несколько мелких зеленых стручков ужасно жгучего перца. Шофер Коля, тоже решил выпендриться, надкусил и… Всю оставшуюся дорогу лил слезы, плевался и, высовывая в окно головенку, поросшую редкими рыжими волосенками, пытался, время от времени, огнедышащей пастью ловить встречный ветер, для чего усиленно давил на педаль газа.

Что бы добраться до места намечавшихся раскопок, нам пришлось совершить достаточно длительный путь по шоссе, ближе к границе асфальт кончился. Особенно сильное впечатление на меня произвел перевал через цепь не высоких, но очень живописных гор, протянувшихся вдоль правого берега Амударьи. С высоты перевала открылся замечательный вид на реку и сопредельную афганскую территорию в легкой туманной дымке. Как на ладони была граница: проволочные заграждения, контрольно-следовая полоса, наблюдательные вышки. Вода в реке завораживающе блестела на солнце. Вдоль берега реки, с внешней стороны пограничной колючки, заметна была довольно широкая, ярко-зеленая, полоса растительности, а с внутренней — ни листочка, ни травинки – настоящая пустыня, лишь серая земля и раскаленные камни. Дорога пошла не простая, узкая, неровная, она тянулась вдоль крутого обрывистого склона. Об опасности свидетельствовал и остов бензовоза, ржавевший далеко внизу на склоне горы. Машина шла медленно, мотор рычал тяжело. Но на этот раз все обошлось благополучно.

В дальнейшем, мне еще не раз пришлось проезжать здесь, и днем и ночью. Такой напряженности, как в первый раз, я уже не испытывал, но впечатление от окружающей красоты всегда было сильным. С дороги хорошо была видна древняя крепость на высоком крутом холме с ровной, как стол площадкой на вершине. Холм находился вблизи от погранзаставы. Не знаю, раскапывался ли позднее этот памятник археологами, но название у него было – Тахти-Кубад (трон царя Кавата). Первым делом мы заехали на 13-ю заставу. Московский погранотряд, к которому наша застава относилась, находился в г. Термезе, в сотне километров от нас, на территории Узбекистана. Застава была самой крайней (дальней) на Восточном участке, дальше шли погранзаставы Пянджского отряда. Пограничное начальство проверило наши паспорта и командировки, всех нас сосчитали и переписали, после чего популярно разъяснили правила поведения в пограничной зоне. Весь полевой сезон застава снабжала археологов питьевой водой. Несколько раз мы приезжали сюда в баню, заходили в гости к офицерам.

Вообще, никаких иных людей, кроме нас и пограничников, на этой территории не было. Стражам рубежей Родины было дано в качестве развлечения общение с забавными учеными чудаками, в поисках каких-то черепков упорно ковыряющими каменную землю за 4000 км. от родного дома. Местное гражданское население прежде иногда допускали к заготовке сена в пойме Амударьи, но в период работы экспедиции колхозникам косить не разрешили, что бы никто нас не беспокоил. От заставы до Каменного городища оставалось чуть более 10-ти километров. Залив воду во фляги мы поехали дальше.

Добавить комментарий