Home » Научные организации, Новости, Персоналии, Экспедиции » Из воспоминаний о ЮТАЭ участника первых лет экспедиции (часть 3)

Из воспоминаний о ЮТАЭ участника первых лет экспедиции (часть 3)

3 июля -день рожденье Игоря Рубеновича Пичикяна, ему исполнилось бы 75 лет. Продолжаем публикацию воспоминаний Анатолия Жиганова — юного участника первых лет раскопок на Тахти-Сангине.

Анатолий Жиганов

Несколько почти восточных сказок 16+ (часть 3) (детям до 16-лет не рекомендуется)

Светлой памяти Пичикяна И.Р. посвящаю.

14

Когда-то здесь наследил Александр Филиппович, и не только он.

Не стану долго расписывать, как мы разгружались, разбивали лагерь. Все как обычно. Большая армейская шатровая палатка для пищеблока с газовой плитой, несколько палаток поменьше, но тоже всем отрядом пришлось устанавливать, под камералку и под хранилище наших немереных продовольственных запасов. Людям палаток не ставили. Только один шофер соорудил, лично для себя, малюсенькую палаточку, размером с собачью будку, дядя Коля никогда не был гигантом. Шеренга раскладушек выстроилась прямо за валом городища, изголовьями на север, к горам. Для доставки и хранения воды в отряде имелись 40-литровые молочные бидоны и большая бочка-автоприцеп без габаритов и тормозов, из таких же и сейчас еще продают хлебный квас на улицах каждое лето. На нашей бочке тоже, возможно, было написано «Квас» или «Пиво», сейчас я уже точно не помню, откуда ее притащили, не знаю. На краю лагеря позднее установили самодельный душ – каркас, обтянутый клеенкой, на одно лицо.   Городище представляет из себя ровную, прямоугольную, почти квадратную, площадку на берегу реки. Каждая из сторон метров по 200 – 300. Устроенный из не крупных камней хорошо спланированный вал, местами довольно высокий окружает площадку со всех сторон. По периметру просматриваются следы башен, особенно угловых. Ров с трех сторон, с юга река. Прямо через городище проходит пограничная система: несколько рядов колючих проволочных заграждений, вспаханная контрольная полоса, дорога для пограничной авто техники, линия связи и освещения на столбах и вышка для наблюдений. Из-за этого южная часть памятника была нам недоступна. Непосредственно у проволоки находился, тогда уже не действовавший прожекторный пост: огромный раскуроченный прожектор на довольно высоком насыпном основании и маленький полуразрушенный кирпичный домик-хибарка, где раньше стоял генератор, питавший установку электричеством, и размещался наряд. В 1977 году значительную часть площади на городище накрывали огромные почерневшие стога сена, когда-то заготовленного местным колхозом, но по какой-то причине не вывезенного. Их было несколько, три или четыре. В длину эти «монстры» были метров по 50-ти если не больше, в высоту не меньше 10-ти. Подобно черным горам они протянулись ровными рядами с севера на юг. Впоследствии все это сено сгорело, но археологи были не виноваты в этом. Как мне рассказали несколько лет спустя, причиной пожара, возможно, стала «шальная» трассирующая пуля с той стороны границы. Во всяком случае, зрелище огненного шоу должно было быть весьма впечатляющим.   На противоположном берегу, прямо напротив городища, располагался афганский пограничный форт – желтое саманное сооружение архаичной формы, в несколько этажей. С помощью нивелира, правда в перевернутом виде, можно было в подробностях рассмотреть и само здание, и афганских пограничников, как они выглядят, чем занимаются. Никакой проволоки, никаких вышек за Амударьей не было. Даже оружия я ни разу у них в руках не заметил. Напомню, что до революции в соседней стране оставался почти что год. Мы видели за рекой мирное сонное средневековье. Я сам неоднократно с интересом следил за тем, как какой-нибудь босой усатый погранец, в черной форме и с чалмою на голове, не спеша уходил охранять свою границу. Вооружен он был лишь солидной палкой, предположительно, для самозащиты от собак, да за поясом торчал здоровенный кинжал. Надо заметить, что наша Государственная граница была защищена куда серьезнее.   К северу от лагеря начиналось небольшое ущелье с пересохшим саем. Ущелье выводило к пешеходному перевалу, перевалив через который, можно было оказаться в долине Кабодиёна, где были виноградники, бахчи, хлопковые поля, там жили люди и даже, по слухам, был магазин. Склоны близлежащих гор были сплошь разлинованы горизонтальными полосками овечьих и козьих троп, но т.к. никаких стад мы ни разу не видели, предполагаю, что это были следы давно минувших дней.   Древнее поселение было не просто большим, оно было огромным – настоящий город. А городище выделялось в центральной его части, являясь своеобразным ядром. Далеко за валом, за километр и более, можно было найти разнообразную керамику, россыпи которой были везде. Кроме того, постоянно попадались зернотерки, много было разных архитектурных деталей: базы и барабаны колонн, какие-то отесанные блоки, всякие интересные штучки и целые, и крупные фрагменты древнего зодчества.   Однажды, прогуливаясь вдвоем с Пичикяном, мы набрели на парочку симпатичных каменных «колесиков» от древней колонны. Игорь Рубенович распорядился поставить их вертикально, взгромоздив одно на другое. С первым я справился легко, поставив барабан на попа и подкатив второй, начал корячиться, пытаясь поднять его руками. Начальник с хитрой улыбкой наблюдал за моими упражнениями. Как я ни напрягался, но детских сил хватало только на то, чтобы, оторвав камень от земли, приподнять его на уровень чуть выше колен. Через некоторое время, шеф спросил с изумлением: «Что, правда, не можешь? Тут всего-то килограмм 50…» И отстранив меня в сторону, играючи закинул один барабан поверх другого. Игорь Рубенович слукавил, весили они не меньше 70-ти каждый, килограммов на семь больше моего собственного тогдашнего веса со всеми ботинками. Ну и Пичикян доходягой не был. 15   Я всегда любил собирать подъемку, здесь это занятие было особенно приятным. Не требовалось никаких специальных усилий, что бы найти что-нибудь красивое. Достаточно было просто внимательно посмотреть под ноги, и удача не заставляла себя ждать. Всегда можно было поднять какую-нибудь симпатичную бронзулетку, цветную бусину или солидную кушанскую «копейку» времен Канишки или Хувишки (потом я их видел в реставрационной мастерской, красоты были необыкновенной). Один раз даже повезло невооруженным глазом найти настоящее золото. На земле что-то блестело, я нагнулся. Маленькая, с ноготь мизинца размером, круглая подвеска с крошечной дырочкой и колечком в ней. Та самая, или очень похожая, потом лежала за стеклом на выставке «Древности Таджикистана» в музее Востока в начале 80-х.   Дальше я расскажу что-нибудь о находках, но такого количества золота, как в первом году раскопок на Тахти-Сангине, под таким именем памятник окончательно вошел в историю (первоначально он назывался Каменным городищем, затем, не долго, был Тахти-Кубатом), я не видел нигде. Раскоп, на котором нам предстояло трудиться, был начат весной и еще не был доведен до материка. Его глубина составляла около трех метров. 1

«Даешь второй амударьинский!!!»

Вечером мы отметили начало экспедиции, ничего не готовили, закусывали лепешками и купленным по дороге огромным и сладким арбузом. Таких больших арбузов я потом уже никогда не встречал. Пичикян угостил нас водкой с условием, что с завтрашнего дня для всех наступает строжайший сухой закон, граница под боком все-таки. Взрослые после застолья сели играть в покер на деньги, чем занимались потом регулярно, пока у большинства деньги не кончились. Удивительно, но Боровский не проигрывал ни разу. А молодежь, т.е. мы с Алимом пошли догоняться портвейном, который оказался у моего нового друга в рюкзаке. Собираясь в экспедицию, Алимчик приобрел пару пузырей т.н. «старого», с коричневой виноградной веточкой на белой этикетке, на всякий случай. Я сразу оценил несомненные достоинства этого божественного напитка, потрясла так же и цена – около рубля или чуть больше. Хорошей вещью был этот местный портвейн, он нисколько не был похож на пойло, которое вскоре появилось в Москве под названием «Таджикский». В те далекие годы, в городе Душанбе был неплохой выбор дешевой бормотухи, но местная просвещенная шпана, предпочтение отдавала «старому», в отличие от «нового», который хотя и был с красочной картинкой, и стоит на несколько копеек дороже, но качество не то. Конечно, местным было виднее. Много лет спустя, незадолго до развала Союза, когда я в последний раз гостил у Алимчика, увидев знакомый с детства рисунок на невзрачной этикетке, несмотря на протесты друга, купил столько бутылок, сколько мы смогли утащить в 4-х руках. 14-ти пузырей нам хватило почти до самого утра, но это был уже не тот напиток. А тогда… Блаженство.Сидим на раскладушках, курим, слушаем праздничный концерт – мне еще не доводилось слышать ночной вой шакалов. Вдруг, потихонечку, бочком подходит Шепета, трется, ластится, а потом застенчиво шепчет в ухо: «Толик, пойдем… пописаем… (?)» Оказалось, что наша повариха панически боится шакальего воя. Ну ладно, после этого я стал ежевечерне выводить девушку в ров, как собачку.

С утра началась наша тяжелая работа. Раскоп постепенно углублялся. Как потом выяснилось, мы попали в коридор, замурованный еще в древности. Такие коридоры окружали со всех сторон центральное святилище храма, в котором в дальнейшем нашли небольшой алтарь с греческой надписью и статуэткой бога Окса (божество реки Амударьи). Мощность выбранного культурного слоя приближалась к пяти метрам. Заполнение коридора состояло из натеков с сырцовых стен, которые возвышались по сторонам раскопа на всю высоту, до самой дневной поверхности. Изредка встречались фрагменты керамики, главным образом кушанской первых веков н.э. Индивидуальных находок было немного, разная маловыразительная мелочевка. Но когда мы опустились к самому материку, основанием которого служила скала, началось такое… Все лопаты и кирки были отброшены в сторону, больше в них не было ни малейшей нужды. Весь нижний предматериковый слой (всего-то сантиметров 10 – 15), в нашем не таком уж и широком коридорчике состоял из первоклассной индивидуалки. СПЛОШНЯКОМ!!! Разнообразное оружие, слоновая кость, золото, монеты, великолепная бронзовая пластика, каких богатств здесь только не было. Все это грудами валялось на полу, по всей площади раскопа. Буквально, ступить было некуда, везде бесценный антиквариат. Немыслимо, но даже стены, сложенные из крупных сырцовых кирпичей, сияли червонным золотом, покрытые драгоценной фольгой. Фантастика какая-то! Казалось невозможным собрать и сосчитать все эти сокровища. Особенно многочисленными были наконечники стрел. Крупные, тяжелые, снабженные страшными шипами почти в палец длинной – жуткие черные железки несущие смерть. Досадно, что древний чермет, в отличие от цветных металлов, земля сохранила не в первозданном виде. Вещи были сильно коррозированы, точнее это была сплошная слоистая ржавчина, легко ломавшаяся при не слишком осторожном прикосновении. Позднее я видел малую часть из добытого нами на выставке в Москве. Прошедшие через руки опытных реставраторов находки в музейных витринах смотрелись очень красиво.

Первой находкой сезона, вызвавшей всеобщий восторг, был серебряный обол с портретом царя Герая. Позже нашелся и портрет самого Искандера. Вырезанный древним мастером на круглой пластине из слоновой кости профиль великого полководца был легко узнаваем по шлему, памятному всем нам, благодаря классическому шедевру советской кинокомедии. Эту находку тоже можно было увидеть на выставке. Слоновая кость сохранилась прекрасно, ее было много. Не одного слоника видать замочили.

Случалось иногда и такое. Однажды, мне вдруг срочно зачем-то понадобилось выбраться из раскопа. Какая-то крайняя безотлагательная необходимость была, теперь уже не помню какая. Я полез наверх прямо по отвесной стене, т.к. не мог обойти начальника, весь проход он перегородил своей персоной. Пичикян, разогнав всех, чтоб не мешали, азартно ковырял землю скальпелем, приговаривая: «Бронза, бронза, вылезай…» В этом самом месте между плитами пола, в щели, только что ребята нашли какую-то монету. Ползает шеф внизу, а я карабкаюсь наверх прямо над ним. Вдруг, из под моей босой, грязной пятки вываливается золотая диадема и шлепается Игорю Рубеновичу прямо на голову. Покрутив находку в руках и удивленно посмотрев вверх, Пичикян молча встает с колен и, забыв про свою половую щель с монетами, начинает с еще большим азартом тыкать скальпелем в стенку, но больше там уже ничего не было. Мне до сих пор не ясно, почему эта штучка лежала так высоко. Диадемой ее обозвал Пичикян. Это была скомканная золотая ленточка, шириною в палец, с какими-то напайками по краю.

2

Но особенно бурные эротические восторги у нашего руководителя вызывали бронзовые изображения амуров. Довольно много попадалось нам тогда этих голых мальчишек в различных позах, в которых опытный взгляд Пичикяна разглядел накладные украшения древних шкатулок. Если кто-то сомневается, в правдивости всего вышеизложенного, то пусть полистает не столь давнюю публикацию Б.А. Литвинского «Храм Окса», в нескольких увесистых томах которой найдет много интересных картинок. Туда я всех скептиков и отсылаю.

Всеобщим девизом нашей доблестной экспедиции в том незабываемом сезоне был короткий, ясный и боевой оптимистический лозунг: «Даешь, второй амударьинский!!!» Просто, по-корчагински, без всякого гнилого эстетства. Имелся в виду знаменитый амударьинский клад – гордость Британского музея. Почти детективную историю его находки еще в середине 19-го века сделанной в этих же самых местах и последующих невероятных приключениях, в результате которых все уплыло к англичанам, весьма красочно расписал нам Борис Анатольевич Литвинский – самый главный руководитель всей много-отрядной империи ЮТАЭ, почти небожитель. Сей ученый муж, написавший на русском языке занимательную, очень хорошую и толстую книжку по истории великого таджикского народа, посетил наш отряд в сопровождении Елены Ефимовны Кузьминой – пожилой дамы, тоже талантливого писателя, автора множества интересных книжек про Среднеазиатскую археологию. А труд Бориса Анатольевича был шикарно издан под «псевдонимом» Б.Г. Гафуров (тогдашний руководитель таджикской компартии и по совместительству глава республики, умер в 1977), на прекрасной бумаге, с цветными иллюстрациями. Книга была так хороша, что ее было совершенно невозможно приобрести простым смертным не имея блата в китобхонах (да ведай же ты, о мудрый, что КИТОБ – по-таджикски означает КНИГА ). Первый тираж вмиг расхватали.

Работа на золотоносном раскопе кипела, энтузиазм, охвативший всех, бил могучим ключом, несмотря на чудовищную жару, даже в гипотетической тени. Вскоре, московско-интеллигентский базис экспедиции (дискотека для тех, кому за тридцать) начал укрепляться свежими национальными научными кадрами. К нам прибыло молодое пополнение в лице двух местных рабочих. Это были два друга-однокласника, узбеки из ближайшего кишлака Тешикташ, оба мои одногодки. Звали их Бердыкул и Розыкул.

3Бердыкул (Боря) вполне сносно изъяснялся по-русски. Один раз мы с Алимчиком побывали в гостях у него дома. Боря ни один день нас уговаривал, и однажды случилась оказия. Праздник был на весь кишлак. Ужасно гордый Борис принимал своих персональных, ужасно высоких гостей – крупных научных начальников, важных маститых археологов. Шутка ли, один (Алим окя) из Душанбе, а другой (Толик окя) вообще из самой далекой Москвы. Две столичные шишки прибыли в колхоз к своему уважаемому другу (Бердикул оке). Счастливые односельчане валом валили, чтобы на нас посмотреть и лично поздороваться. Ну и угощение, конечно, запомнилось. По завершении раскопок, мы еще некоторое время переписывались с Бердыкулом. Как и я, Боря отслужил срочную в ЮГВ (Венгрия). Розыкул (Розочка) был несколько хитроват. Русским владел значительно хуже своего друга, почти все понимал, но говорил с некоторым трудом. На раскопе он частенько, стараясь остаться незамеченным, разламывал пополам свои находки в поисках золота, даже если это была обычная керамика или железо. Ребята они были забавные, веселые. Интересно, что с ними стало теперь?

45

В первых числах сентября из Душанбе прибыла группа студентов историков из университета, человек, примерно, семь, четверо парней и несколько девиц. Ребята приехали в экспедицию до конца месяца на практику, вместо хлопка. Среди вновь прибывших практикантов выделялись два друга, Женя Додов и Дима Ковалев, которым нравилась археология, и они хотели бы ею заниматься в дальнейшем. Особенные надежды подавал Женя – высокий, мускулистый, серьезный брюнет в морской тельняшке (похож на О.Д., только без бороды).

6О трагической судьбе Додова, Алим сообщил мне в письме примерно год спустя. Молодой талантливый парень стал жертвой несчастной любви, национальных пережитков, религиозных предрассудков и родительского деспотизма, ох уж эти местные обычаи. Случилось все не в средневековой Вероне, а в солнечной столице Советского Таджикистана в конце 70-х годов ХХ столетия, кошмарная история. В городе Душанбе (бывшем Сталинобаде), благодаря стараниям Генералиссимуса – Отца народов, немцев тогда еще проживало предостаточно. Спасибо товарищу Сталину за заботу о детях, а так же, их родителях. Женя полюбил немецкую девушку, встал серьезный вопрос о создании счастливой советской семьи, и тут… Юноша столкнулся с категорическим требованием своего отца – сурового офицера МВД прекратить эти недозволенные межрасовые отношения. Привыкший командовать зэками папа требовал и от всех окружающих людей безоговорочного подчинения своей воле (он трудился скромным начальником тюрьмы стр. режима). Любящий родитель безапелляционно велел своему чаду жениться только на мусульманке. Ответом стал выстрел в сердце из охотничьего ружья. Решив застрелиться, Женя еще и целое шоу устроил, товарищей пригласил. Мне очень жаль Женю Додова, хорошим он был парнишкой, только немного нервным.

7 Его закадычный дружок Дима Ковалев впоследствии перебрался в Москву и стал реставрировать археологический металл. Наставницей в этом непростом ремесле для него стала Марина Сергеевна Шемаханская, с которой Дима познакомился той же осенью 1977-го. Именитая реставраторша собственной персоной однажды заглянула в наш лагерь у самой границы. Осмотрев раскопки, непревзойденная кудесница химического волшебства дала ряд ценных рекомендаций по консервации находок, а позднее, работала с нашим металлом в Москве. Её «алхимическая» лаборатория тогда еще находилась в центре столицы, прямо напротив малого выхода со ст. метро «Площадь Революции». Помню имя еще одного студента, которого звали Саид. Из студенток запомнились: тихая немка Марина и веселая татарка Альфия. Имена прочих практикантов моя память не сохранила. Как же все это было давно. С появлением студентов в лагере, стало значительно веселее. Кроме того, девушки сняли с меня ответственную общественную нагрузку по обязательному вечернему выгуливанию поварихи.

2 Комментария к Из воспоминаний о ЮТАЭ участника первых лет экспедиции (часть 3)

  1. Владимир

    Спасибо! Прочел с интересом. Ибо, сам знал Пичикяна и очень был с ним дружен. Копал на Сангине 2 сезона. 89 и 90-ом году. Почти всех перечисленных героев знаю лично.
    Олимчик (у вас Алим) в Поворино. Это так.
    Дима Ковалев по прежнему в Москве. Дружим с ним. Видимся постоянно, когда я в Москве.
    Саша Седев сейчас директор музея Востока. (кстати. На днях в музее Востока, 7 апреля, открытие моей персональной выставки живописи. Заходите! Выставка продлится до 9 мая.)
    А Андрея Керзума, в тот сезон, значит, не было… А я то думал, что Керзум был там, когда Рубеныч «сел в Золотую Лханку»))

    с уважением — Владимир Глухов.

  2. Я там тоже была в 1989 году. Помню было там хорошо и весело до аварии. Не знаю если вы там были в это время. Я так выла с своей тетей её зовут Юля. А Пичикяна я знала с самова детства. Как жалко что его не стало

Добавить комментарий