Home » Библиотека » Авторы, конференции, Научные организации, Новости, Персоналии » Доклад В.И.Завьялова и Н.Н.Тереховой на XII конференции «Древности Востока»

Доклад В.И.Завьялова и Н.Н.Тереховой на XII конференции «Древности Востока»

В.И. Завьялов, Н.Н. Терехова

К проблеме становления железной индустрии на Cреднем Енисее (технологический аспект) К 90-летию Леонида Романовича Кызласова

Резюме. На основании археометаллографических данных сделан вывод о том, что в истории железной индустрии в Минусинской котловине ключевыми являются два инновационных фактора. Первый (V–III вв. до н.э.) отмечен появлением железных артефактов, привнесенных в местную среду пришлым населением. Однако это не послужило толчком к возникновению самостоятельного железообрабатывающего производства. Второй фактор (II в. до н.э. – I в. н.э.) маркирует начало местного железопроизводства под влиянием пришлых мастеров, которые внедрили опыт производства и обработки чёрного металла. Ключевые слова: тагарская культура, тесинский этап, археометаллография, железная индустрия, артефакты, биметаллические кинжалы. рис5 рис2 Иллюстрации к статье

Леонид Романович Кызласов был инициатором изучения чёрного металла Южной Сибири с привлечением метода археологической металлографии. В начале 70-х гг. прошлого века эта тема была поручена аспиранту лаборатории естественнонаучных методов Института археологии Хоангу Ван Кхоану (Демократическая Республика Вьетнам). В 1974 г. им была защищена диссертация: «Чёрная металлургия и металлообработка в Южной Сибири от начала железного века до монгольской эпохи». Результаты проделанной работы не опубликованы в полной мере, а такой важный вопрос как происхождение железной индустрии вообще не был затронут. В начале 2000-х гг. к нам обратился Л.Р. Кызласов (научный куратор Хоанга Ван Кхоана) с просьбой вновь вернуться к этой теме на основе архивных данных, хранящихся в Лаборатории естественнонаучных методов ИА РАН.
К сожалению, при жизни Леонида Романовича эта работа не была осу-ществлена. Выполняя просьбу Л.Р. Кызласова и опираясь на активную поддержку Игоря Леонидовича Кызласова, мы сочли возможным рассмотреть южносибирские материалы на новом методическом уровне. При этом ставились задачи, не нашедшие отражения в работах Хоанга Ван Кхоана, такие как время зарождения местной железообработки, истоки происхождения чёрной металлургии на территории Южной Сибири, культурно-исторические контакты народов Южной Сибири в производственной сфере. Вновь обратиться к южносибирским материалам нам позволило значительное увеличение за прошедшие десятилетия банка сравнительных аналитических данных по материалам из памятников на территории Евразии и совершенствование методики археометаллографического исследования.
Появление первых железных предметов на памятниках Среднего Енисея связывают с тагарской археологической культурой. С.В. Киселёв, Л.Р. Кызла-сов, М.А. Дэвлет считают, что чёрная металлургия у тагарских племён появляется одновременно с первыми изделиями из железа, и относят это к V–III вв. до н.э.
Непосредственно проблеме развития чёрной металлургии в Хакасско-Минусинской котловине посвящена монография Я.И. Сунчугашева (1979). Автором предприняты широкомасштабные археологические разведки и раскопки соответствующих объектов. Однако в результате этих работ, как отмечает автор, «в Минусинском крае не удалось найти железоплавильни тагарского времени» (Сунчугашев, 1979. С. 20).
На основании типологического анализа Н.Л. Членова приходит к выводу, что первые изделия из железа на памятниках тагарской культуры представляли собой импорты с территории ахеменидского Ирана. Начало местного производства чёрного металла исследователь связывает с проникновением в Южную Сибирь нового – таштыкского – населения в конце I тысячелетия до н.э. (Членова, 1992. С. 222).
Привлечение технологических характеристик готовой продукции, основанных на археометаллографичсеких данных, в определённой степени может помочь в решении проблемы становления местной железной индустрии. Известно, что в истории освоения человеком железа выделяются определённые этапы – стадии, – связанные с открытием различных способов обработки чёрных металлов. Переход на новый уровень сопряжён с длительным (многовековым) предшествующим опытом. В случаях, когда наблюдается появление вещей, изготовленных в технологиях, отражающих развитую стадию производства, можно говорить о происхождении предметов из центров железообработки уже прошедших ряд уровней овладения новым металлом.
Первые металлографические анализы железных предметов из Мину-синской котловины – четыре ножа и кинжал – были выполнены сотрудником Московского института стали и сплавов А.В. Королёвым в 1955 г. и опубликованы Ю.С. Гришиным (1960. С. 181). Предметы отнесены Ю.С. Гришиным к скифо-тагарскому времени. Основной вывод аналитика сводился к тому, что «металл ковался не из литого состояния» и у одного ножа «наблюдается цементированный слой у поверхности» (Гришин, 1960. С. 204).
К большому сожалению, и с чисто археологической, и с археометаллографической точки зрения, приведённые аналитические данные малоинформативны. Прежде всего отсутствуют ссылки на паспорт конкретного предмета (дата, место находки, археологический контекст) и тем более на его изображение. Автор анализов явно не был знаком с методикой металлографического исследования археологического (сыродутного) железа. Как показало многолетнее изучение древнего металла, для реконструкции технологии изготовлении артефакта необходим подробный анализ структуры металла (структурные составляющие, размер зерна, характеристика шлаковых включений, наличие и распределение углерода, данные о микротвёрдости структурных составляющих), присутствие и характеристика сварных швов (Завьялов, Терехова, 2013. С. 33). При этом анализы должны сопровождаться подробной документацией (графическое изображение технологической схемы в масштабе, фотографии микроструктур).
Есть замечания и по хронологии исследованных предметов. К тагарской культуре Ю.С. Гришиным отнесены кольчатые ножи, хотя эти орудия были распространены на переходном – тесинском – этапе от тагарской к таштыкской культуре, который по последним данным датируется II в. до н.э. – I в. н.э. (Савинов, 2009, с. 80; Членова, 1967, с. 167).
Таким образом, перед нами часто встречающийся факт, когда аналитик и археолог не смогли выработать единый подход в изучении древних изделий – аналитик не понял задач, которые стоят перед археологией, а археолог не сумел сформулировать эти задачи и интерпретировать полученные результа-ты.
Впервые массовым археометаллографическим исследованиям железных предметов из южносибирских памятников, как уже отмечалось, была посвящена работа аспиранта Лаборатории естественнонаучных методов Института археологии АН СССР Хоанга Ван Кхоана (1974а; 1974б). В коллекции 191 предмет середины I тыс. до н.э. – середины II тыс. н.э.
Напомним основные выводы Хоанга Ван Кхоана. Из орудий, датиро-ванных тагарским временем и относящихся к V–III вв. до н.э., исследовано восемь предметов (два ножа и шесть кинжалов). Как следует из аналитических данных, основная технология изготовления ножей в это время – ковка из сырцовой стали (Хоанг, 1974б. С. 111). Кинжалы (рис. 1–2) откованы или целиком из стали (один экземпляр из сырцовой стали, другой – из цементованной стали), или с использованием приёма цементации (Хоанг, 1974а, с. 22). Один кинжал (ан. 200) подвернут резкой закалке. Клинок кинжала из сырцовой стали был обмеднён (ан. 199). Таким образом можно констатировать, что в технологическом плане все шесть исследованных кинжалов демонстрируют развитый уровень технологии железообработки. Приёмы изготовления ножей, как и их форма, были просты.
В конце 70-х гг. XX в. к проблеме освоения железа в Минусинской котло-вине обратился Н.М. Зиняков (1980. С. 66–73). Автором металлографически исследовано 29 предметов раннего железного века, из них семь датированы V–III вв. до н.э. На основании микроструктурного исследования кинжалов-акинаков тагарского времени Н.М. Зиняков приходит к выводу, что характерной особенностью железобрабатывающего производства в это время «является многочисленное производство стальных изделий» (1980. С. 70), на основании чего автор заключает: «Проведённые технологические исследования тагарского металла не фиксируют начального этапа обработки железа. По всей вероятности, железо, а также определённые эмпирические знания о нём проникали на Средний Енисей от народа, достигшего к тому времени значительных успехов в технике добычи и обработки железа» (Зиняков, 1980. С. 73). Однако, остановившись на этом важном выводе, исследователь не предпринял попыток определить возможный источник технологических знаний.
К сожалению, выводы Н.М. Зинякова невозможно использовать для сравнительного анализа: они не подкреплены описанием анализов со ссылкой на конкретный предмет; отсутствуют металлографические характеристики: структурные составляющие, их микротвёрдость, степень загрязнённости металла шлаковыми включениями; автор путает такие понятия как конструктивная и технологическая схема (Зиняков, 1980. С. 69).
Попробуем оценить приведённые выше результаты на фоне известных этапов истории развития железной индустрии. Использование приёма цементации маркирует целенаправленное производство стали (цементованая сталь), в отличие от стали полученной непреднамеренно при металлургическом процессе (сырцовая сталь). Сложный и трудоёмкий процесс цементации предполагает выдержку железных предметов или заготовок в углеродосодержащей среде в течение длительного времени при высокой температуре (порядка 900оС) (Колчин, 1953. С. 52; Wheeler & Maddin, 1980. P. 118). Другими словами овладение приёмом цементации являлось осознанием основных качеств чёрного металла – способность повышать механические свойства за счёт насыщения железа углеродом. Для раннего железного века это было эпохальным открытием. Следует отметить, что приём цементации никак не вытекает из опыта мастеров-бронзолитейщиков и может расцениваться как второй после открытия металлургического способа получения железа революционный скачок в овладении человеком нового металла. На примере древнейших ближневосточных центров железообработки установлено, что путь к этой стадии, начиная от первых опытов по обработке чёрного металла, занял много сотен лет (Pleiner, 2000. P. 21; Snodgrass, 1980. P. 366; Wheeler & Maddin, 1980. P. 125).
Среди кинжалов-акинаков, исследованных Хоангом Ван Кхоаном, во всех случаях цементации подвергалось готовое изделие. Содержание углерода на лезвии достигало 0,8% (твёрдая сталь). Обратим внимание на то, что при изготовлении двух кинжалов использован специфический приём химико-термической обработки – односторонняя цементация (ан. 112, 119). Данная операция требовала особого подхода – необходимо было предохранять от диффузии углерода одну из сторон клинка (по-видимому, покрывать глиной).
Огромным достижением в истории освоения свойств чёрного метала было открытие приёма термической обработки. Если основываться на известных примерах технологического анализа изделий раннего железного века, то между открытием приёмов цементации и термообработки существовал достаточно длительный промежуток времени (Вознесенская, 1975. С. 91).
При изготовлении сложных фигурных наверший кинжалов-акинаков (это относится прежде всего к грифоновидным навершиям) помимо искусного мастерства требовался специфический набор инструментария, в частности штампы, оправки, пуансоны. Сами эти орудия должны отличаться высокой твёрдостью.
Приведённые данные свидетельствуют, что изделия из чёрного металла, появившиеся на территории Минусинской котловины в V–III вв. до н.э., не могли быть продукцией местных мастеров, впервые познакомившихся с чёрным металлом. Полученный вывод подкрепляет заключение Н.Л. Членовой, основанное на типологическом анализе, об импортном характере ранних артефактов из чёрного металла (Членова, 1992. С. 214). Добавим от себя, что это была продукция развитых центров со сложившимися традициями железообработки.
По имеющимся данным первое знакомство тагарцев с чёрным металлом в виде готовых изделий происходит не раннее V в. до н. э., когда в Минусинскую котловину начинают проникать отдельные группы кочевников с территории Восточного Казахстана и Алтая (саки) (Членова, 1967. С. 217). С их приходом, видимо, связано появление в среде тагарских племён орудий из железа. Судя по литературным данным, сакские племена познакомились с чёрным металлом в VIII – VI вв. до н.э. и уже во второй половине I тыс. до н.э. железо в производстве оружия у них вытесняет бронзу (Боковенко, Заднепровский, 1992. С. 146; Членова, 1967. С. 14). К сожалению, мы не располагаем технологическими характеристиками железных предметов с территории распространения саков, однако известно, что часть сакских племён входила в орбиту влияния державы Ахеменидов (Геродот, III 93) и, возможно, именно с этим связаны их достижения в освоении чёрного металла.
Среди тагарских материалов выделяется серия биметаллических предметов: кинжалы, чеканы, ножи. Как правило, у биметаллических орудий, представленных в коллекциях многих памятников раннего железного века, рабочая часть железная, а рукоять бронзовая. Особый интерес вызывают биметаллические кинжалы с бронзовыми клинками и сложными фигурными железными рукоятями. В статье М.А. Дэвлет учтено девять таких предметов (1968. С. 29). Большинство артефактов представлены случайными находками. Ю.С. Гришин считал, что железо в таких орудиях заменяло высоко ценившуюся бронзу (1960. С. 181). М.А. Дэвлет высказала мнение, что, напротив, рассматриваемые орудия демонстрируют высокую ценность железа и то, что мастера ещё не осознали свойств нового металла (1968. С. 30).
Особенностью биметаллических кинжалов с бронзовыми клинками является распространение их исключительно на территории Среднего Енисея. Стоит заметить, что у древнейших биметаллических орудий, не смотря на цен-ность железа (а его цена в несколько раз превосходила цену серебра – Арешян, 1976. С. 88), чёрный металл использовался исключительно для рабочих частей, к которым приливались бронзовые рукояти. В качестве примеров можно при-вести кинжал XIV в. до н.э. из гробницы Тутанхамона (Pleiner, 1960. P. 8, fig. 1, 2) и долотовидное орудие XVIII в. до н.э. из могильника Болдырево I (Терехова и др., 1997. С. 33). Эти находки, как и большинство биметаллических орудий с железными клинками, свидетельствуют, что уже на ранней стадии освоения чёрного металла мастера быстро осознали его физические преимущества перед бронзой и использовали при изготовлении рабочих частей предметов, оставляя бронзе декоративные функции.
На примере одного биметаллического кинжала с бронзовым клинком и железной рукоятью из собрания ГИМ (№ 36518, Оп. Б. 1464/8) , осмотренного нами, мы можем предположительно восстановить технологию его изготовления. Рукоять кинжала представлена плоской железной пластиной прямоугольной в сечении, входящей в бронзовый клинок (рис. 3). Навершие не сохранилось, в верхней части рукоять имеет с двух сторон расширение, что, возможно, свидетельствует о фигурном оформлении навершия. У рассматриваемого экземпляра бронзовый клинок обломан примерно наполовину. В сломе железо не просматривается. Из этого можно сделать вывод, что железный стержень, к которому приливался клинок, не доходил до середины клинка. Соединение клинка с рукоятью очень прочное, хотя сама отливка небрежная, грань между перекрестием и клинком нечёткая, перекре-стие почковидное, составляет с клинком одно целое. Вдоль клинка проходит ребро жёсткости, заходящее на перекрестие.
Не исключено, что биметаллические кинжалы с бронзовыми клинками представляют уникальный технологический приём ремонта сломанных или сто-ченных железных клинков. Отметим, что большинство биметаллических кинжа-лов с бронзовыми клинками имело фигурные рукояти с грифоновидными навершиями (Дэвлет, 1960. С. 30). Как отмечалось выше, сложная технология изготовления железных кинжалов не позволяет связывать их с продукцией местных мастеров только недавно познакомившихся с новым металлом. По всей видимости, железные орудия с фигурными рукоятями поступали из развитых металлургических центров. Несомненно, импортные изделия обладали высокой ценностью. В случае поломки или сильного стачивания клинка рукоять использовали вторично: к сохранившейся части кинжала приливали бронзовый клинок. О присутствии внутри бронзовых кинжалов железных стержней говорил и Д. Клеменц (1886. С. 63).
Следует отметить, что в упомянутой группе биметаллических кинжалов не все предметы имели действительно бронзовый клинок. Из рассматриваемых предметов выделяются три кинжала, клинки которых были цельножелезными, но «облитыми тонким слоем бронзы», по словам Н.Л. Членовой (1967. С. 23). Таким образом, эти клинки нельзя считать бронзовыми. Судя по этнографическим данным, которые приводит Б.А. Колчин, покрытие железа цветными металлами было чрезвычайно сложной операцией. Для того, чтобы получить покрытую бронзой поверхность, железный предмет «травили в кислоте, затем обсыпали медными опилками и обмазывали густым глиняным тестом. После того, как тесто подсыхало, весь комок клали в горн и раздували огонь. Через некоторое время ком вынимали, глину разбивали и получали обмеднённый предмет» (Колчин, 1953. С. 182).
Металлографические данные подтверждают использование приёма обмеднения железных клинков кинжалов-акинаков из Минусинской котловины. Так, при микроскопическом изучении образца № 199, взятого с полного поперечного сечения клинка, по периметру шлифа обнаружен тонкий слой цветного металла (рис. 2, 3). Сам клинок откован из сырцовой малоуглеродистой стали и сохранил структуру видманштетта, которая связана с перегревом металла. Перегрев мог возникнуть в процессе обмеднения клинка. Использование подобного приёма лишнее свидетельство того, что мы имеем дело с продукцией высокоразвитых железообрабатывающих центров.
Суммируя все имеющиеся на сегодняшний день аналитические данные по тагарскому периоду, мы можем констатировать следующее.
• В тагарское время железо было крайне редким металлом. По подсчё-там Н.Л. Членовой железные артефакты составляют меньше 1% (55 железных и биметаллических орудий на 6000 бронзовых) от всех металлических орудий (Членова, 1992. С. 221–22) . Ограничен категориальный состав железных предметов – железный инвентарь представлен всего тремя–четырьмя категориями.
• На сегодняшний день нет обоснованных доказательств существования в Южной Сибири в тагарское время местной чёрной металлургии.
• Железо во второй половине I тыс. до н.э. поступало в Южную Сибирь в виде готовых изделий, что знаменовало начало знакомства местного населения с новым металлом.

Принципиально важным в истории развития культур народов Южной Сибири является переходное время от тагарской к таштыкской культуре (II в. до н.э. ¬– I в. н.э.). С.В. Киселёв вслед за С.А. Теплоуховым отнёс этот период к переходной III стадии тагарской культуры (1951. С. 276–285). В последнее время благодаря широкомасштабным спасательным археологическим раскопкам на Енисее в 70-90-х гг. XX в. и накоплению нового материала, выделенный С.А. Теплоуховым и С.В. Киселёвым III период тагарской культуры получил название «тесинский этап» (Вадецкая, 1999. С. 133; Пшеницына, 1975; Савинов, 2009. С. 4). Наиболее подробно этот этап охарактеризован в работе Д.Г. Савинова «Минусинская провинция хунну» (2009). Главная отличительная черта тесинского этапа в археологическом плане – распространение на территории Южной Сибири нового типа погребальных памятников – грунтовых могильников. Основной предметный комплекс из грунтовых могильников составляют изделия из железа (ножи, пряжки, кольца, шилья), в то время как в подкурганных склепах, отождествляемых с позднетагарским населением, преобладают бронзовые предметы. Ведущие категории железных предметов (ножи с кольчатым навершием, пряжки с «8»-образной формой рамки и подвижным язычком, железные трёхлопастные наконечники стрел) не имеют типологических предшественников в тагарской культуре (Савинов, 2009, с. 73–74). Похожая ситуация складывается и в соседних с Минусинской котловиной регионах – в Туве и на Алтае.
По мнению большинства авторов, происходящие изменения связаны с приходом нового населения. Считается, что население это не было моноэтничным (Кызласов Л.Р., 1979. С. 8; Пшеницына, 1979. С. 89). Как полагает Э.В. Вадецкая, в сложении культуры тесинского этапа в Минусинской котловине основную роль играли «представители нескольких этнических групп, по той или иной причине оказавшиеся на Енисее,– хунны и китайцы из Восточного Туркестана» (1999. С. 192). Д.Г. Савинов считает, что «новое (тесинское) население, не будучи хуннами, обладало культурой хуннского типа» (2009. С. 102).
В контексте нашей темы особый интерес приобретает тот факт, что именно начиная с тесинского этапа фиксируется широкое распространение разнообразного железного инвентаря (Савинов, 2009. С. 64). Именно с этим временем связаны хорошо документированные сыродутные горны, разрабатывается «устойчивая технология сыродутного способа получения железа из руды и обработка железа» (Сунчугашев, 1979. С. 27). В бассейне Среднего Енисея появляются первые ремесленные посёлки, население которых занималось чёрной металлургией. Такое селище, датированное автором раскопок Я.И. Сунчугашевым I в. до н.э., раскопано в урочище Сагыт Минусинской котловины (1979. С. 66–67). На производственный характер памятника указывают остатки 12 сыродутных горнов в 150 м восточнее поселения. При археологических раскопках поселения обнаружены железные шлаки, небольшие крицы, сопла. Крупный ремесленный центр гунно-сарматского времени с остатками железоделательного производства располагался на Иволгинском городище в Забайкалье (Давыдова, 1995. С. 51). На тесинском этапе, по-видимому, начинает складываться своеобразный набор железных инструментов по обработке металла (Кызласов И.Л., 1985а; 1985б).
К сожалению, при проведении металлографического анализа Хоангом Ван Кхоаном орудия тесинского периода не рассматривались в отдельной хронологической группе, а были объединены вместе с предметами таштыкской культуры. Нам удалось из общей массы железных изделий на основании датировок, приведённых Л.Р. Кызласовым, выделить группу артефактов II – I вв. до н.э. (всего 33 предмета), относящихся непосредственно к тесинскому этапу. В основном они представлены ножами с кольцевым навершием. По данным металлографического анализа большинство из этих предметов откованы из сырцовой стали (17 экз.). Остальные схемы распределяются следующим образом: восемь предметов откованы из цементованой стали, три из железа, один изготовлен с применением цементации, три пакетированных и на одном обнаружена технологическая схема наварки. Анализируя имеющиеся аналитические данные, мы пришли к выводу, что технологической особенностью кузнечных изделий тесинского этапа является использование особого вида термической обработки стальных изделий – нормализация (рис. 4). Структурным выражением этой технологии является сорбитообразный перлит (такая структура обнаружена на 18 образцах) (табл.). На этом факте следует остановиться особо. Как видно из таблицы, в предшествующее время на территории Южной Сибири ни на одном предмете такая структура не зафиксирована (за исключением изделий с широкой датировкой, но обязательно включающих II в. до н.э. – I в. н.э.). Появление в Минусинской котловине изделий, рабочие свойства которых улучшены нормализацией, носит взрывной характер: они появляются сразу и в значительном количестве.
Результаты археометаллографического исследования дают основание полагать, что индустрия железа появляется в рассматриваемом регионе уже в сложившемся виде. В связи с этим встаёт вопрос о поиске центра (или центров?), из которого происходил инновационный технологический импульс. Тесинский этап исторически связывают с экспансией хунну, которые на рубеже III и II вв. до н.э. распространили своё влияние на обширные территории, охватывавшие значительную часть Монголии и Южной Сибири. Более того, по мнению Д.Г. Савинова, на Среднем Енисее находилась одна из провинций государства Хунну (2009. С. 102). В этом смысле перспективным, на наш взгляд, является обращение к территории Восточного Туркестана (Синьцзян). Именно отсюда на рубеже III – II в. до н.э. китайцам удалось вытеснить хуннов. Очевидно, с этими событиями и связано появление в Минусинской котловине нового населения, среди которого, вероятно, были и выходцы из Синьцзяна.
По мнению исследователей, «… именно хунны явились создателями и носителями в Центральной Азии и во всех сопредельных областях нового железоделательного производства, вызвавшего массовое изготовление железных изделий и окончательно вытеснившего бронзу из бытовой сферы и практики военных действий» (Савинов, 2009. С. 70–71). Несомненно, нельзя недооценивать роль хуннов в появлении и распространении железа в Южной Сибири. Однако, на наш взгляд, приписывать именно им роль «создателей железоделательного производства» было бы некорректно. Следует учитывать, что такое сложное производство как металлургия, требующее определённых условий (наличие стационарных пиротехнических сооружений, приуроченность к сырьевым источникам), плохо согласуется с менталитетом кочевников, для которых престижным занятием являлись выпас скота и военные набеги. Однако переход к более высокой степени организации общества – государственности – стимулировал номадов к созданию ремесленно-земледельческих поселений. Эти поселения складывались из смешанного населения, состоящего «из осёдлых сюнну, китайских перебежчиков и военнопленных, в основном ремесленников и земледельцев… а также, по-видимому, из потомков местного, покоренного сюнну населения» (Давыдова, 1995. С. 60). Как пример таких поселений можно привести Иволгинское гордище в Забайкалье.
Возвращаясь к Восточному Туркестану заметим, что по данным китайских исследователей, развитие железообработки здесь имеет давние корни. Благодаря последним археологическим раскопкам в Синьцзяне, установлено, что железные изделия появляются в местной культуре уже в начале I тыс. до н.э. (Wu Guo, 2009. P. 108): X–IX вв. до н.э. датируется нож из погребения 31 могильника Янбулак (Yanbulaq). Начиная с VIII в. до н.э. по всей территории Синьцзяна, особенно в районе Тянь-Шаня, идёт быстрое распространение и расширение категориального состава железных изделий (мечи, ножи, шилья, серпы). Такое раннее появление чёрного металла и само становление железообрабатывающего производства исследователи объясняют тесными связями населения Восточного Туркестана с государствами Западной Азии (Ново-Ассирийское царство, позднее – государство Ахеменидов), где железо известно с конца II тыс. до н.э. (Wu Guo, 2009. P. 100). Имеются и лингвистические свидетельства о распространении чёрной металлургии в Восточном Туркестане с запада. На это, по мнению исследователей, указывает связь названия «железа» в памятниках второй половины I тыс. до н.э. на тер-ритории Синьцзяна с хорезмийским термином «сталь» (Иванов, 1983. С. 49). Напомним, что, согласно Геродоту, Хорезм составлял 16 округ державы Ахеменидов (Геродот, III. 93).
Как было отмечено выше, железные изделия тесинского этапа изготовлены с использованием высокотехнологичных приёмов, характерных для высокоразвитых центров Западной Азии (получение цементованной стали, особый приём термообработки – нормализация). Например, нормализация использовалась при изготовлении изделий из памятников Ново-Ассирийского царства уже в VIII–VII вв. до н.э. Так, подобный приём обнаружен при металлографическом исследовании лезвий железных луристанских кинжалов (Pleiner, 1969. P. 32, 46). Как установлено, тесные контакты, в том числе и в производственной сфере, между Луристаном и Восточным Туркестаном восходят к рубежу II и I тыс. до н.э. (Wu Guo, 2009. P. 109–112). Есть все основания полагать, что технология нормализации была заимствована мастерами Синьцзяна из Западного Ирана (рис. 5). В дальнейшем благодаря миграции ремесленников в период хуннской экспансии на территорию Средне-го Енисея приём нормализации распространяется здесь во II в. до н.э. – I в. н.э. Разумеется, за отсутствием аналитических исследований железных предметов из Синьцзяна наши выводы носят гипотетический характер. Остаётся надеяться, что со временем они найдут объективное подтверждение.
Таким образом, можно констатировать, что в производственной сфере у народов Южной Сибири во II в. до н.э. – I в. н.э. происходят кардинальные изменения:
• Начинается местное, хорошо документированное металлургическое производство железа.
• Появляются специализированные посёлки по производству чёрного металла.
• В производстве железных изделий распространяется особый вид технологии обработки чёрного металла – нормализация.

Учитывая всё вышесказанное, можно заключить, что в истории железной индустрии в Минусинской котловине ключевыми являются два инновационных фактора. Первый (V–III вв. до н.э.) отмечен появлением железных артефактов, привнесенных в местную среду пришлым населением. Однако это не послужило толчком к возникновению самостоятельного железообрабатывающего производства. Второй фактор (II в. до н.э. – I в. н.э.) маркирует начало становления местного железопроизводства под влиянием мастеров, которые внедрили опыт получения и обработки чёрного металла. Есть основания полагать, что эти мастера были связаны с ремесленными центрами Восточного Туркестана.
ЛИТЕРАТУРА
Арешян Г.Е., 1976. Железо в культуре древней Передней Азии и бассейна Эгей-ского моря (по данным письменных источников) // СА. № 1. С. 87–99.
Боковенко Н. А., Заднепровский Ю. А., 1992. Ранние кочевники Восточного Казахстана // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука. С. 140–148.
Вознесенская Г.А., 1975. Технология производства железных предметов Тлийского могильника // Очерки технологии древнейших производств. М.: Наука. С. 76–116.
Гришин Ю.С., 1960. Производство в тагарскую эпоху // Ю.С. Гришин, Б.Г. Тихонов. Очерки по истории производства в Приуралье и Южной Сибири в эпоху бронзы и раннего железа. М.: Академия наук СССР. С. 116–206. (МИА № 90).
Давыдова А.В., 1995. Иволгинский археологический комплекс. Т. 1. Иволгинское городище. СПб: АзиатИКА. 288 с.
Завьялов В.И., Терехова Н.Н., 2013. Кузнечное ремесло великого княжества рязанского. М.: ИА РАН. 272 с.
Зиняков Н.М., 1980. К истории освоения железа в Минусинской котловине // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово: Кемеровский государственный университет. С. 66–73.
Иванов Вяч.Вс., 1983. История славянских и балканских названий металлов. М.: Наука, 197 с.
Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., 1997. Скифская эпоха Горного Алтая. Часть I. Культура населения в раннескифское время. Барнаул: Алтайский государственный университет. 232 с.
Клеменц Д., 1886. Древности Минусинского музея. Томск.
Колчин Б.А., 1953. Чёрная металлургия и металлообработка в Древней Руси. М.: Академия наук СССР. 258 с. (МИА № 32).
Кызласов И.Л., 1985а. Орудия таштыкских ювелиров (к истории ремесленного производства в Южной Сибири) // СА. № 1. С. 107–121.
Кызласов И.Л., 1985б. Гуннский напильник // КСИА. Вып. 184. С. 27–30.
Кызласов Л.Р., 1979. Итоги и задачи изучения тагарской культуры // Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. Тезисы докладов Всесоюзной археологической конференции. Кемерово. С. 7–9.
Мелюкова А.И., 1991. Взгляд из Скифии на скифо-сибирское единство // КСИА. Вып. 207. С. 24–29.
Полосьмак Н.В., 2001. Всадники Укока. Новосибирск: ИНФОЛИО-пресс, 336 с.
Савинов Д.Г., 2009. Минусинская провинция хунну. СПб.: ИИМК РАН. 224 с.
Сунчугашев Я.И., 1979. Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа. Новоси-бирск: Наука. 192 с.
Хоанг Ван Кхоан, 1974а. Чёрная металлургия и металлообработка в Южной Сибири от начала железного века до монгольской эпохи: автореф. дисс. … канд. ист. наук. М. 31 с.
Хоанг Ван Кхоан, 1974б. Технология изготовления железных и стальных орудий труда Южной Сибири (VII в. до н.э. – XII в. н.э.) // СА. № 4. С. 110–124.
Черных Е.Н., 2009. Степной пояс Евразии: феномен кочевых культур. М.: Руко-писные памятники Древней Руси. 624 с.
Членова Н.Л., 1966. Тагарская культура на Енисее // Материалы по древней истории Сибири. Новосибирск: Наука. Вып. 2. 322 с.
Членова Н.Л., 1991. Культуры скифского круга: черты сходства и различия. Саяно-Алтайский район в скифском мире // КСИА. Вып. 207. С. 4–13.
Членова Н.Л., 1992. Тагарская культура // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М.: Наука. С. 206–223.
Pleiner R., 1969. The beginning of the Iron Age in Ancient Persia // Annals of the Náprstek Museum. № 6. Praha.
Pleiner R., 2000. Iron in Archaeology. The European Bloomery Smelters. Praha: Archeologický Ústav AVČR. 400 p.
Snodgrass A.M., 1980. Iron and Early Metallurgy in the Mediterranean // The Coming of the Age of Iron. New Haven and London: Yele University Press. P. 335–374.
Wheeler T.S. & Maddin R., 1980. Metallurgy and Ancient Man // The Coming of the Age of Iron. New Haven and London: Yele University Press. P. 99–126.
Wu Guo, 2009. From western Asia to the Thianshan Mountains: on the early iron artefacts found in Xinjang // Metallurgy and Civilization: Eurasia and Beyond. London. P. 107–115.

REFERENCES
Aresh’an G.E., 1976. Zhelezo v culture drevney Peredney Azii i basseina Egeiskogo mor’a (po dannym pismennykh istochnikov) // Sovetskaya arkheologiya. № 1, pp. 87–99.
Bokovenko N.A., Zadneprovskii Yu.A., 1992. Rannie kochevniki Vostochnogo Kazakhstana // Arkheologiya SSSR. Stepnaya polosa Aziatskoi chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vrema. Moscow: Nauka, pp. 140–148.
Chernykh E.N., 2009. Stepnoi poyas Evrazii: fenomen kochevykh kultur. Moscow: Rukopisnye pam’atniki Drevnei Rusi. 624 p.
Chlenova N.L., 1966. Tagarskaya kultura na Enisee // Materialy po drevnei istorii Sibiri. Novosibirsk: Nauka. Vyp. 2. 322 p.
Chlenova N.L., 1991. Kul’tury skifskogo kruga: cherty skhodstva i razlichiya. Sayano-Altaiskii rayon v skifskim mire // KSIA. 207. 4–13 pp.
Chlenova N.L., 1992. Tagarskaya kul’tura // Arkheologiya SSSR. Stepnaya polosa Aziatskoy chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vrema. Мoscow: Nauka, 206–223 pp.
Davydova A.V., 1995. Ivolginskiyi arkheologicheskiyi kompleks. T. 1. Ivolginskoe gorodishche. Sankt-Peterburg:AziatIKA, 288 p.
Grishin Yu.S., 1960. Proizvodstvo v tagarskuyu epokhu // Yu.S. Grishin, B.G. Tikhonov. Ocherki po istorii proizvodstva v Priural’e i Yuzhnoi Sibiri. Moscow: Akademiya Nauk SSSR, pp. 116–206. (MIA № 90).
Ivanov Vyach.Vs., 1983. Istoriya slavyanskikh i balkanskikh nazvaniy metallov. Moscow: Nauka, 197 p.
Khoang Van Khoan, 1974а. Ch`rnaya metallurgiya i metalloobrabotka v Yuzhnoy Sibiri ot nachala zheleznogo veka do mongolskoi epokhi: avtoref. diss. … kand. ist. nauk. Moscow. 31 p.
Khoang Van Khoan, 1974b. Tekhnologiya izgotovleniya zheleznykh i stalnykh orudii truda Yuzhnoi Sibiri (VII v. do n.e. – XII v. n.e.) // SA. № 4, pp 110–124.
Kiryushin Yu.F., Tishkin A.A., 1997. Skifskaya epokha Gornogo Altaya. Chast I. Kultura naseleniya dv ranneskifskoye vrem’a. Barnaul: Altayskii gosudarstvennyi universitet. 232 p.
Klemenc D., 1886. Drevnosti Minusinskogo myzeya. Tomsk.
Kolchin B.A., 1953. Chernaya metallurgiya i metalloobrabotka v Drevnei Rusi. Moscow: Akademiya Nauk SSSR. 258 с. (MIA № 32).
Kyzlasov I.L., 1985а. Orudiya tashtykskikh yuvelirov (k istorii remeslennogo proizvodstva v Yuzhnoy Sibiri) // SA. № 1, pp. 107–121.
Kyzlasov I.L., 1985b. Gunnskiy napilnik // KSIA. 184, pp. 27–30.
Kyzlasov L.R., 1979. Itogi i zadachi izucheniya tagarskoy kul’tury // Problemy skifo-sibirskogo kul’turno-istoricheskogo edinstva. Tezisy dokladov Vsoyuznoy arkheologicheskoy konferecii. Kemerovo, 7–9 pp.
Mel’ukova A.I., 1991. Vzgl’ad iz Skifii na skifo-sibirskoe edinstvo // KSIA. 207, pp. 24–29.
Polos’mak N.V., 2001. Vsadniki Ukoka. Novosibirsk: INFOLIO-press, 336 p.
Savinov D.G., 2009. Minusinskaya provinciya khunnu. Sankt-Peterburg: IIMK RAN, 224 p.
Sunchugashev Ya. I., 1979. Drevnaya metallurgiya Khakasii. Epokha zheleza. Novosibirsk: Nauka. 192 p.
Pleiner R., 1969. The beginning of the Iron Age in Ancient Persia // Annals of the Náprstek Museum. № 6. Praha.
Pleiner R., 2000. Iron in Archaeology. The European Bloomery Smelters. Praha: Archeologický Ústav AVČR. 400 p.
Snodgrass A.M., 1980. Iron and Early Metallurgy in the Mediterranean // The Coming of the Age of Iron. New Haven and London: Yele University Press. P. 335–374.
Voznesenskaya G.A., 1975. Tekhnologiya proizvodstva zheleznykh predmetov Tliyskogo mogilnika // Ocherki tekhnologii drevneishikh proizvodstv. Moscow: Nauka, pp. 76–116.
Wheeler T.S. & Maddin R., 1980. Metallurgy and Ancient Man // The Coming of the Age of Iron. New Haven and London: Yele University Press. P. 99–126.
Wu Guo, 2009. From western Asia to the Thianshan Mountains: on the early iron artefacts found in Xinjang // Metallurgy and Civilization: Eurasia and Beyond. London. P. 107–115.
Zavyalov V.I., Terekhova N.N., 2013. Blacksmith’s craftof the Ryazan principality. Moscow: IA RAN, 272 pp.
Zin’akov N.M., 1980. K istorii osvoeniya zheleza v Minusinskoi kotlovine // Skifo-sibirskoe kul’turno-istoricheskoe edinstvo Kemerovo: Kemerovskii gosudarstvennyi universitet, 66–73 pp.

Добавить комментарий